Матвей собирался подойти к Емеле, поговорить с ним, приструнить. Но как это сделать, если его жена сама клеится к нему? А отказать он ей не мог. Не тот случай…
– Ну, если белый танец…
Оксана для него просто женщина – она символ его успеха, и он очень ее уважает. Но разрешения на танец спрашивать у нее не станет, она ему не жена, и никогда ею не будет.
Они с Юлей вышли на середину зала, она обвила его шею тонкими нежными руками, прижалась к нему пышной грудью. Но Емеля этого не видел. Он, казалось, совершенно не замечал свою жену. Сейчас у него перед глазами только Зина. Но этого ему было мало, и он взял красотку в свои руки – в буквальном смысле. Пригласил на танец, она ему не отказала, они вышли в толпу и обнялись для медленного качания под музыку.
Матвей посмотрел на Вензеля, тот поймал его взгляд, движением руки показал, что все нормально. Действительно, что здесь такого? Емеля танцует с Зиной, его жена с Матвеем – все в рамках приличий.
Не ревновал Вензель свою Зину. И Юля не ревновала мужа, хотя и глянула на него косо.
– Ты что-нибудь понимаешь? – тихонько спросила она.
– В смысле?
– Я не нужна Емеле. Посмотри, как он запал на эту… – Юля презрительно скривилась.
– Мужские слабости.
– Слабости… – фыркнула она. – Он эти слабости куда ни попадя сует. Домработницу наняли, так он…
– Домработницу? – перебил ее Матвей. – Нехорошо?
Кем бы Емеля себя ни считал, по факту он – бандит. И Юля по тому же факту – жена бандита. Потому и нелегкая у нее жизнь.
И Рита, возможно, несчастлива со своим Геной… Не был Матвей в Москве, не смог оставить без присмотра свое беспокойное хозяйство, но глаза и уши в столицу отправил. Как там родители и сестра живут, узнал. И насчет Риты пробил…
Замужем Рита. За бандитом. Он не стал наводить справки о ее прошлом, узнал, как она живет в настоящем, и дал отбой. Пусть себе дальше живет – в своей реальности. А он остался в своем измерении. Ни к чему им пересекаться…
Так думал он тогда, когда узнал о Рите. А сейчас готов был простить ей все. Никак не выходит у него Рита из головы…
– Да пусть… Давай уйдем.
– Куда?
– Куда скажешь… Могу я сказать… Есть у меня тут одно место…
– Нельзя, – покачал он головой.
– Ну, хорошо, сейчас нельзя. Давай завтра.
– Вообще нельзя.
– Почему?
– Ты знаешь почему! – Матвей оттолкнулся от Юли, повернулся к ней спиной.
– Ненавижу! – в отчаянии выкрикнула она. Краска хлынула в лицо, взгляд налился злостью. – Ненавижу тебя! – Закрыв лицо руками, она бросилась вон из зала.
Емеля останавливать ее не стал. Он смотрел на Матвея, в нервном раздумье качая головой. И Матвей качнул головой. Пусть не думает Емеля, что у него с Юлей может что-то быть. Никогда не будет…
Мало того что голова трещит, в ней еще и болото хлюпает. В голове трясина, перед глазами зыбкий туман, во рту лягушки все высушили.
Оксана все понимает. Она давно уже на ногах. С кухни приятный капустный запах доносится. Борщ на похмелье – милое дело, и она прекрасно это знает.
Матвей прошел на кухню, сел за стол, Оксана поставила перед ним кружку с холодным пивом и только после этого взялась за поварешку.
– Волшебница!
– Меня, между прочим, Оксана зовут.
– Не понял.
– Все ты понял!
– Только давай без истерик, – скривился Матвей.
– Да ладно… – вздохнула Оксана и поставила перед ним тарелку с борщом. Матвей в один заход осушил бокал, смакуя удовольствие, неторопливо выдохнул из себя пивной дух, взялся за ложку. – Я уже привыкла.
– К чему ты привыкла?
– Ты ее до сих пор любишь?
– Кого ее, Юлю?
– Ну, про Юлю я не знаю… Ты Ритой меня называл. И сегодня, и раньше…
– Люблю! – резко глянул на нее Матвей.
Она вздрогнула от неожиданности. Лицо ее вытянулось от обиды, глаза увлажнились.
– А меня?
– Давай, собирайся. Тебя отвезут.
Матвей не стал объясняться с Оксаной. Зачем, если она сама все понимала?
Он снимал дом на окраине Красносибирска. Хороший дом, с удобствами, с обстановкой. Этот адрес знали только избранные, в число которых Оксана не входила. Потому как баба, и могла с обиды сболтнуть лишнее.
Он доверял Оксане, но, когда она села в машину, ей завязали глаза. Так будет лучше…
Только она уехала, как появился Маркел. Толковый парень, шустрый, расторопный. Все знает, все может. И предан как собака. Матвей проверял его на прочность, поэтому был уверен в нем на все сто.
Он принял его на кухне, налил борща, поставил перед ним банку пива. Маркел благодарно кивнул, но на пиво взглянул рассеянно, без всякого желания. Вчера он выпил совсем чуть-чуть. Это Матвей расслаблялся, а Маркел в работе был – за боссом присматривал.
– Емеля звонил, хочет встретиться, – сказал он.
Приятная внешность у Маркела, располагающая к общению. И в разговоре он старался обходиться без блатных словечек, хотя, конечно, не без этого. Вид у него внушительный. Роста чуть выше среднего, в плечах не очень, но тело крепкое, плотное, тяжелое в кости. Строгий костюм на нем коричневого цвета, бежевая, в тон, водолазка. И золотая цепь с крестом была, но Маркел ее, как некоторые, не выпячивал. И своим особым положением не кичился, людей, почем зря, не задирал, а главное, умел вести разговоры с неглупыми людьми – с бизнесменами, чиновниками. Проще говоря, без него как без рук.
– Из-за вчерашнего? – слегка поморщился Матвей.
– Мне кажется, да… Но не думаю, что он будет выяснять отношения. Сказал, что есть к тебе какое-то предложение.
Матвей кивнул. Хорошо, он встретится с Емелей. Прямо сейчас на «стрелку» с ним и поедет. Он же бригадир, фигура первой величины – с ним назавтра откладывать нельзя…
Емеля ждал его в собственном ресторане. Он в новой своей жизни убил трех зайцев – и заводы под свой контроль взял, и коммерческие точки под себя подмял, и серьезную заявку на личный бизнес подал. Но сейчас он, кажется, думал о четвертом «зайце». Похмельный у него вид, глаза красные, взор блуждающий. Помятый, растрепанный, на столе перед ним остывал крепкий кофе, чуть в стороне стояли уже пустые чашечки. В кабинете накурено, в пальцах дымится сигарета.
Он потушил сигарету, порывисто пожал руку Матвею и взбалмашно спросил:
– Я тебя от важных дел не оторвал?
– Ты можешь оторвать меня от важных дел, – ответил Матвей. – Только ты и можешь. Ради тебя, брат, на что угодно…
– Да ты садись, брат! Чай, кофе, может, чего покрепче?