Рывком вздергиваю на ноги старика, придерживаю его за плечо, чтобы не завалился обратно, а другой рукой хватаю за плечо Данилова, недвусмысленно подталкиваю обоих в направлении лестницы, ведущей вниз. Одновременно с этим стена в десятке метров перед нами взрывается на сотни осколков, брызжет во все стороны бетонная крошка. Что-то чиркает меня по щеке, и я падаю на пол, прижимая Ивана и деда к каменному полу. По телу барабанят куски бетона, ошметки прутьев арматуры, и лохмотья штукатурки, смешанной с ошметками строительной стекловаты.
Приглушенно матерясь и отплевываясь, приподнимаю голову. Сквозь пробитый провал в стене виден присевший на одно колено степной, снова заряжающий РПГ. Снайпер, мать его! Будь мы ближе к стене, нас бы однозначно придавило или посекло осколками. Данилов и старик начинают шевелиться. Придавливаю обоих обратно к полу и тихо спрашиваю:
– Целы?
Оба отвечают утвердительно. И то хорошо. А как поживает наши милый зверек? Перевожу взгляд назад. Погрузчик цел и невредим и уже направляется к проему. Он совсем забыл о нас, поглощенный новой целью и образовавшимся выходом наружу. Замечает идущую на него тварь и степной, но отнюдь не паникует: он уже закрепил новую гранату и теперь не спеша выцеливает идущего на него монстра. Из задней части ствола гранатомета вырывается огненная струя. Увы, степной мажет – граната отклоняется в полете и пролетает над плечом склонившегося монстра, протискивающегося в пробитый предыдущим выстрелом проход. В глубине цеха ухает, летят новые осколки, глухо звенят по бетонному полу всяческие гайки и болтики, недалеко от нас приземляется жестяной щит с острыми краями. Еще немного, и устроил бы нам коллективное гильотинирование. А Погрузчик уже выбрался наружу полностью, расправил плечи и тянет лапы к человеку. Понимая, что он не успеет выстрелить в третий раз, степной роняет трубу гранатомета и, выхватив мачете, с диким криком бросается на тварь. Удар, другой. Брызги похожей на битум крови. На теле Погрузчика появляются глубокие порезы, но мут не обращает на них внимания. Он перехватывает обе руки степного, разводя их в стороны. Рывок, дикий крик… Отбросив останки, монстр тяжело топает дальше. Кажется, нам тоже пора.
Помогаю встать товарищам. Выжидаем еще немного, а потом устремляемся к пролому, стараясь не шуметь. Поднимаю оброненный пистолет и, жестом показывая Данилову и старику, чтобы пока не высовывались, осторожно высовываю голову, готовый при первых признаках опасности бежать или драться, в зависимости от ситуации.
Во внутреннем дворе царит суматоха, тут и там слышны выстрелы, крики, где-то степные с атоммашевцами уже сошлись врукопашную. Одна из вышек объята пламенем, и с нее доносятся жуткие крики бойцов охраны периметра. Впрочем, недолгие. А потом и сама вышка медленно кренится, заваливается на бок, погребая под собой своих и чужих, имевших неосторожность оказаться рядом.
Погрузчик вносит сумятицу в ряды обеих противоборствующих сторон. Он крушит головы и рвет на части тела, взрыкивает и стонет от попавших в него пуль, но продолжает двигаться дальше, сея за собой смерть. Его передние конечности уже по локоть в чужой крови, а тело усеяно многочисленными ранами.
Машу своим рукой, и мы бежим вдоль стены четвертого корпуса. Впереди, недалеко от котельной, маячит громада дирижабля, привязанного к причальной мачте. Охраны нет – у атоммашевцев сейчас более насущные проблемы. Если нам повезет, и мы преодолеем эти несколько десятков метров без происшествий, то имеем неплохие шансы выпутаться и из этой паршивой ситуации. Как же утомили меня эти забеги! В последнее время только и знаю, что передвигаюсь на своих двоих. Стоп! Байк! Я резко останавливаюсь, и Данилов по инерции обгоняет меня, толкнув в плечо.
– Ты… чего?.. – выдыхает он, оборачиваясь.
– Мне… надо вернуться… Отвязывай дирижабль, заводи двигатель, дед тебе поможет. Постараюсь быстро, но меня, если что, не ждите!
И, не дав Ивану возразить, бросаюсь назад.
Дверь в пристройку, по законам подлости, поддается далеко не с первого раза. Наконец, она со скрипом двигается вверх. Влетаю в помещение, щелкаю выключателем на стене. Лампа под потолком сварливо гудит и мигает. Слава богу, я успел собрать байк аккурат до разговора со Степаненко. Теперь он, смею надеяться, готов к новым подвигам и свершениям. Да и вещмешок мой лежит тут же, упакованный. Осталось только руки в лямки продеть, и…
– И куда это ты собрался? – голос за спиной заставляет меня вздрогнуть и схватиться за рукоять «Грача», торчащую из-за пояса.
С удивлением обнаруживаю у входа в пристройку старых знакомцев: Рудика, Меченого и почти сливающегося с окружающей действительностью Мистера Серость. Делаю шаг к ним, на ходу оценивая обстановку, и уверенно отвечаю:
– В Стаю. За подмогой. Приказ Степаненко. – Видно, что Меченый сильно сомневается в моих словах, а вот Рудик, наоборот, охотно верит.
– Да, помощь нам не помешает, – кивает он. – У Волка бойцы хорошие.
– А Григорий Викторович велел приглядывать за тобой, – еле слышно говорит Меченый. – Что-то не срастается.
– Мужик, ты вокруг посмотри! – рычу я. – Не до глупостей сейчас! Каждая минута на счету!
И все равно не верит, зараза, по глазам вижу. Впрочем, я бы тоже себе не поверил при таком раскладе. Черт, как же они не вовремя!
– А вещи тебе зачем? – это подал голос молчавший до сих пор Мистер Серость. Все трое начинают поднимать опущенное оружие. Теперь нужно действовать без промедления.
Резко прыгаю вперед, хватаю Мистера Серость и Меченого за головы и с треском сшибаю их. Оба мужика валятся на пол. Рудик делает шаг назад, и ствол его «калаша» смотрит мне точно в живот.
– Сука! – выдыхает атоммашевец, облизывая губы. – Убийца!
Останавливаюсь, примирительным жестом подняв обе руки.
– Рудик, остановись. Я не хочу никого убивать и не убил. Они, – киваю на распростертые тела у ног, – всего лишь в отключке. Придут в себя попозже. Пожалуйста, уйди с дороги.
– Ты предатель! Вор!
– Интересно, и кого же я предал? Что украл? Всего лишь забираю свое. Я никому ничего не должен здесь, а за свое пребывание расплатился сполна! Или я не прав?
Вижу, что Рудик сомневается. Хорошо, что это не Меченый, тот бы выстрелил, не раздумывая. Но время поджимает.
– Итак, мы сейчас поступим следующим образом: я сяду на свой байк, а ты даешь мне спокойно уехать отсюда. Ручкой на прощание можно не махать. Потом приводишь своих друзей в порядок и рассказываешь им какую-нибудь небылицу, почему я все же смог скрыться. За этим у тебя дело не станет – язык подвешен. Можешь, конечно, и выстрелить, но тогда до конца своих дней проживешь с пятном убийцы невинного человека на совести. Ты ведь не хочешь этого, правда?
Я медленно, без резких движений, поворачиваюсь к Рудику спиной, забираюсь в седло байка. Атоммашевец нерешительно топчется на пороге, «калаш» в его руках пляшет, смотрит то на меня, то в пол. Поворачиваю в замке ключ зажигания. Байк рокочет и трогается с места. Рудик инстинктивно отступает к стене, освобождая дорогу. Проезжая мимо, благодарно киваю ему, как бы говоря: «Молодец, ты принял верное решение». Разумеется, я мог убить его, но отчего-то стало жаль этого словоохотливого мужика. Еще несколько секунд я инстинктивно напрягаюсь, ожидая, не раздастся ли выстрел в спину. Отъехав на несколько метров, немного притормаживаю и бросаю быстрый взгляд через плечо. Рудик даже и не помышляет о стрельбе – автомат лежит на земле, а он, присев на корточки у тел товарищей, пытается привести их в чувство.