– Откуда? – пожал плечами Григорий. – Я ведь его и в
глаза-то никогда не видел. Нет, он представился… по всей форме. Очень красочно
описал, что меня ждет.
Григорий чуть повернул голову, и Марьяна только сейчас
увидела полоску запекшейся крови, протянувшуюся от виска до ключицы.
– Hичего, это только тренировка, а показательные выступления
должны были состояться в родимых горах, в известном нам обоим местечке.
Забавная история. Ищите да обрящете, верно? Я так понял, это все затеялось…
из-за меня?
Марьяна посмотрела на него с болью:
– Нет. Tы – всего лишь гонорар для Рэнда, в смысле Вахаева.
А все случилось…
И вдруг поняла, что не в силах, не способна сейчас говорить
о Ларисе. Снова подступили неотвязные мысли «не-может-такого-быть!» и
«да-ты-с-ума-сошла!».
– Но кто убил Азиза? – не очень ловко сменила тему.
Григорий глянул остро, прищурившись. Однако ответил:
– Я так понял, один из бывших дружков Вахаева. Tощий такой,
остроносый арабишка, а уж немытый – просто спасу нет! В первый раз он пришел ко
мне с Вахаевым, а потом вдруг явился один – и с порога бросился на Азиза, вопя,
что Рэнд его еще вспомнит, сука такая… Согласен, – удовлетворенно кивнул
Григорий. – Только не понял, какая шлея этому придурку под хвост попала?
– Салех! – догадалась Марьяна. – Вахаев его выгнал, ну а
Салех, очевидно, решил вернуться – и напакостить боссу.
Ее вдруг обдало стужею:
– Еще счастье, что он не знал, какую ценность ты
представляешь для Рэнда, не то…
– Обижаешь, – с укоризной протянул Григорий. – Как это не
знал! Отлично знал! Я же говорю: Вахаев приходил вместе с ним. Я так понял, что
этот Салех оставил меня на сладкое. Но вся штука в том, что ко времени его
прихода я уже почти избавился от своих пут. Азиза не успел спасти, но когда
Салех подступил ко мне… Правда, у меня была только левая рука свободна, но
этого хватило. Потом я затолкал Салеха в какой-то белый шкаф, взял его автомат
и только собрался пробиваться с боем к своим, как началась какая-то странная
суматоха. Я на всякий случай влез в тот же самый шкаф…
– О! – воскликнул Васька, хватаясь за голову. – Шкаф, шкаф!
Я хотел туда заглянуть, да забыл.
– Твое счастье, – шепнул Григорий. – Твое счастье, юнкер!
Марьяна понадеялась, что Васька ничего не слышал.
– Ты знаешь про Виктора? – осторожно спросила она.
– И про Виктора, и про Женьку… и про Надежду, – с усилием
выговорил Григорий. – Хотел бы я знать, какая тварь нас продала? Ведь
практически никто не знал, где мы, кроме Нади. А она умрет – не скажет.
– Умерла – и не сказала, – кивнула Марьяна, с облегчением
вздохнула – выходит, Рэнд еще не начал свою гнусную интригу.
– Вечная память, – сказал Григорий и перекрестился автоматом
– точно тяжким крестом. – А как Санька? Лариса? Они живы?
– Да, живы, оба, – сдержанно ответила Марьяна. – У Саньки
был такой припадок, что спит вторые сутки почти без просыпу. А Лариса… ее здесь
нет, но, думаю, она жива и здорова.
Очевидно, что-то такое все же прорвалось в ее голосе, потому
что и Григорий, и Васька одновременно глянули на нее с удивлением, но тут же
резко обернулись, привлеченные внезапным движением: Борис медленно оседал на
пол, натужно хрипя и мучительно запрокидывая голову.
Лицо его побагровело, глаза вылезали из орбит.
– Ты что? – испугался Васька; а осторожно подступивший
Мохамед поглядывал на Бориса с не меньшей опаской, чем на кулаки Григория.
– Да он задыхается! – закричала Марьяна. – Скорее,
освободите его, дайте дышать.
– Нет, откроешь ему рот, а он завопит, – поостерегся Васька,
но Марьяна, не обращая на него внимания, уже бросилась к Борису, подцепила
ногтем краешек пластыря на щеке, потянула.
– Погоди, сейчас, сейчас…
Рядом присел на корточки Григорий; предусмотрительно
приставив дуло к виску Бориса, сказал по-английски:
– Лучше не пищи, понял?
– Да он тоже русский, – прошептала Марьяна. – Из Нижнего.
– О Господи, – пробормотал Григорий. – Это надо же, какое в
жизни бывает! Ноев ковчег! Вернее – шведский стол какой-то!
Марьяна молча покачала головой, пораженная неожиданной
точностью его слов. И снова тарелка, доверху наполненная едой, которую жадно
поглощала Лариса, промелькнула перед глазами. Но сейчас было не до этого: Борис
почти потерял сознание, из груди рвались сиплые, сдавленные стоны.
– Да развяжи ты его, – обернулась Марьяна к Ваське. – Не
будет он кричать. И вообще – что он сможет? У него вон даже голос пропал.
Плохо, плохо ему, разве не видите?
Васька явно колебался, переглядывался с Мохамедом, который
энергично крутил головой: нет, мол, ни за что не развязывайте!
– Между прочим, – сочла нужным пояснить Марьяна, – чтобы
уговорить Бориса отнести тебе книжку, мне его пытать не понадобилось. Он сделал
это добровольно. Да если бы не он… ты бы никогда не узнал, где я. Mы бы так и
не спаслись!
Григорий тихонько присвистнул, причем свист этот выражал
явное сомнение.
– Мир не без добрых людей, моя радость, – сказал он, и
Марьяне послышались нотки обиды в его словах. – Eсли уж кого благодарить, то,
конечно, нашего друга Салеха!
Марьяна возвела глаза к потолку. И Васька надулся… Ох уж эта
мужская обидчивость!
– Да будет вам всем, – сказала ласково. – Развяжите – вот и
все.
Васька положил пистолет, небрежно перекатил Бориса на живот
и принялся распутывать узлы на запястьях.
Наконец Борис повернулся на бок, с трудом глотнул воздуху,
чуть прикрыв глаза.
Григорий наклонился над ним, вгляделся в лицо.
– Ох ты… Да ведь у парня ломка…
Марьяна закусила губу. Наркокурьер… Значит, угадала! Вот,
оказывается, что случилось с Борисом, вот чем накрепко привязал его Рэнд. Ох,
многое может спросить Борис с Золотой Лисички, если вдруг невзначай наткнется
на нее!
– Свяжите-ка его лучше снова, – посоветовал Григорий,
отступая к окну и вглядываясь в уже отчетливо различимые очертания сада: почти
рассвело. – От них, этих страдальцев, никогда не знаешь, чего ждать.