Марьяна резко выпрямилась, села – но тут же чьи-то руки
прижали ее к стенке сиденья, а высокий голос насмешливо произнес:
– Ого! Наша девочка проснулась! Включи-ка свет, Абдель.
Сбоку тускло загорелась маленькая лампочка. Марьяна глянула
вперед – и увидела знакомый жирный затылок. Точно, тот самый негр-таксист, она
не ошиблась! И воняет от него какой-то сладкой цветочной гадостью, будто
Марьяну вместе с ним засунули во флакон из-под дешевой туалетной воды. Но уж
лучше приторная парфюмерия, чем пот, которым шибает от араба. А он, как
нарочно, тянется к ней, наваливается, жмется ближе:
– Ого, какая девочка! Абдель, ты погляди! Я думал, она
только на ощупь хорошенькая, а на взгляд, оказывается, еще лучше. Хочешь,
Абдель?
– Времени нет, – буркнул негр, бросая на Марьяну
безразличный взгляд в зеркало. – Девка как девка. Ты же знаешь, у меня на белых
девок не стоит.
– А у меня так даже очень, – недвусмысленно ерзая, признался
араб. – Абдель, ты не против снова погасить свет? Думаю, я и в темноте не
промахнусь!
И он грубо лапнул Марьяну за грудь.
Взвизгнув, она поджала колени, забилась в угол сиденья, но
потная рука Абделя ловко скользнула в широкую штанину шортов и уцепилась за
край трусиков:
– Тебе не жарко? Лучше сними все это, да побыстрее!
– Брось ты, Салех, – проворчал Абдель. – Нашел время! Крику
будет, шуму…
– А ты знай жми на газ, черная задница! – оскалился Салех. –
Не переживай, я потом и тебя смогу трахнуть. А если нервный – не оглядывайся.
Да выключи ты свет, в конце концов!
И Марьяна увидела, что он расстегивает «молнию» джинсов.
Вонь, ударившая из его штанов, заставила Марьяну слабо
вскрикнуть: клубок тошноты подкатил уже к самому горлу. Похоже, утонченное
обоняние Абделя тоже пострадало: во всяком случае, он обеспокоенно оглянулся:
– Tы совсем спятил! А если она целка? Босс тебе яйца оторвет
и в глотку запихнет!
– А кто тебе сказал, что мы везем ее для босса? – огрызнулся
Салех. – Эй, ты лучше на дорогу смотри!
Абдель выровнял автомобиль, который вдруг потащило на
обочину, и снова сел вполоборота, настороженно косясь на Салеха, который, так и
не потрудясь застегнуть штаны, мял коленку Марьяны.
– Ну, думай сам, – сказал Абдель, насмешливо поглядывая на
подельника. – Если хочешь всю жизнь стоять раком – дело, конечно, твое. Едва ли
ты будешь годен на что-то еще после того, как шеф узнает, что ты без спросу
вздрючил эту девку.
– Только если ты настучишь, задница, – ухмыльнулся беззлобно
Салех. – Ладно… Но я все-таки получу свое от этой сучонки! – И он одним
движением свалил Марьяну с сиденья – так что она вдруг оказалась стоящей на
коленях между его широко раздвинутых ног, а к ее лицу чуть ли не вплотную
прижался темный зловонный отросток плоти.
– Давай, разинь пасть! – злобно приказал Салех, хватая ее за
волосы и сильно прижимая к своему животу. – Поработай язычком, слюнками, ну!
Дыхание у Марьяны перехватило, болезненная судорога прошла
от желудка к горлу – и ее вывернуло прямо на вызывающе торчащий арабский орган.
Надо отдать должное Абделю: несмотря на свою толщину, он
оказался весьма проворен и успел затормозить, выскочить из машины, распахнуть
заднюю дверцу и вытащить Марьяну наружу прежде, чем Салех очнулся и перестал
оглушительно орать. Марьяна получила только один удар, да и тот пришелся
благодаря Абделю не в лицо, а в грудь. У нее захватило дыхание, однако негр, не
дав ей прийти в себя, рывком поставил на ноги и потащил к какому-то низкому,
ярко освещенному строению, призрачно сиявшему посреди темноты.
Это был обычный караван-сарай, которых в Египте по дорогам
пустыни натыкано несчетно. Витрины загромождали баночки с кока-колой, горы
жевательной резинки, пирамиды «Кэмела» и арсеналы бутылок с питьевой водой.
В грязноватом помещении за пластиковыми столиками сидели
какие-то мужчины – должно быть, водители десятка машин, сгрудившихся позади
бетонно-блочного строения, а также владельцы тройки сомнамбулических
дромадеров, стоявших там же. Сидели, курили, лениво тыча вилками в кебаб,
засыпанный горкою пряно пахнущей травы, нетерпеливо смотрели на помост,
устланный дешевым потертым ковром… Марьяна где-то слышала, что в таких караван-сараях,
на таких сценах наемные девки обычно исполняли танец живота, а потом «принимали
на грудь» всех желающих.
Абдель толчками прогнал Марьяну через зал – на них сонно,
безучастно оглядывались. Они оказались у дверцы с вырванной защелкой. За ней –
туалет с двумя кабинками. В одной переодевалась какая-то коренастая девица. Под
складчатым животиком колыхалась черная, сплошь расшитая бусинками юбка, сквозь
которую просвечивали пухлые ляжки. Девица безуспешно старалась уложить тяжелые
груди в тоненький парчовый лифчик, но он беспрестанно расстегивался.
Увидев Марьяну, девица явно обрадовалась.
– Эй, застегни, подруга, – сказала она по-английски
тоненьким голоском, несуразно вылетевшим из недр ее расплывшегося тела. – Или
хоть завяжи как-нибудь. Мне сейчас танцевать, а тут…
– Лицом к стене, – шепотом скомандовал Абдель, выхватывая
из-за пояса револьвер. – И не оборачивайся, а то я тебе уши на спине завяжу,
клянусь бородой пророка! А ты, – это уже к Марьяне, – быстро умывайся, чтоб не
воняло от тебя. Развели свинарник!
Да, поистине кошачье пристрастие Абделя к чистоте, похоже,
второй раз спасло Марьяну. Если бы не он, Салех забил бы ее насмерть, это она
прекрасно понимала, а потому, не сказав ни слова, принялась умываться над
осклизлой, треснувшей раковиной, полоскать рот и замывать пятна рвоты на
зеленом крепдешине комбинезона.
Потом Абдель приказал ей набрать воды в несколько пустых
бутылок, стоящих над раковиной, и нести к машине.
Танцовщица, все это время безропотно простоявшая лицом к
стене, мигом застегнула свой злополучный лифчик, стоило только Абделю спрятать
револьвер. Марьяна робко подумала, что она сейчас поднимет крик, и это заставит
девицу позвать своих поклонников, но девица и не глянула в их сторону: мелко
переступая и раскачивая свои многопудовые телеса, она поплыла на сцену, откуда
уже доносилась пиликающая мелодия танца.