Но девушка была так красива, несмотря на следы побоев; Финт не сводил с нее глаз, снова и снова вертя в руках отсыревшую колоду дурацких захватанных карточек; вглядывался в ее лицо – один сплошной синяк. Эти скоты здорово ее отделали, измолотили, как боксерскую грушу. Он, конечно, своим ломиком им тоже вмазал за милую душу, но мало – Господь свидетель, мало им будет! Он их отыщет – отыщет всенепременно, – и душу из них вышибет, и в лаванде зароет…
Финт проснулся на полу в полумраке, освещенном одной-единственной мерцающей свечкой, и не сразу понял, где находится, – но опознал-таки обстановку, включая миссис Шарплис на стуле, что по-прежнему всхрапывала, как мясник, пытающийся располовинить свинью. Но, что куда важнее, в тишине раздался совсем слабый, дрожащий голосок:
– Можно мне водички, если вам не трудно?
Финт запаниковал было, но в тазике стоял кувшин: вот она, вода! Девушка очень осторожно взяла стакан из его рук – и жестом попросила еще. Финт оглянулся на миссис Шарплис, снова наполнил стакан, протянул его девушке и прошептал:
– Скажите мне, как вас зовут, – пожалуйста!
Голос девушки звучал хрипло, точно кваканье, но кваканье истинной леди: так могла бы квакать принцесса-лягушка.
– Мне нельзя называть свое имя, но вы очень добры, сэр.
Финт так и вспыхнул.
– А почему эти подонки вас избили, мисс? Уж их-то имена вы мне назвать можете?
– Лучше не стоит, – снова раздался жалобный голосок.
– Тогда можно я подержу вас за руку, мисс, ночь-то выдалась зябкая? – Это очень по-христиански, подумал Финт; по крайней мере, он что-то такое слышал. К некоторому его удивлению, девушка и в самом деле протянула ему ладошку. Он сжал ее в своей – внимательно пригляделся к кольцу на ее пальце и подумал: «Золотища-то сколько, и герб еще: ой-ей, парнишечке из-за такого герба влипнуть в неприятности как нечего делать. Герб с орлами, и чегой-то не по-нашенски написано. Такое кольцо что-нибудь да значит, сказал себе Чарли; такое кольцо потерять не захочешь. И орлы глядят как-то больно злобно».
Его интерес от девушки не укрылся.
– Он говорил, будто любит меня… мой муж. А потом позволил им избить меня. Но мама всегда говорила: если только добраться до Англии, там сразу окажешься на свободе. Не дайте им забрать меня обратно, сэр… я не хочу уезжать.
Он наклонился поближе и прошептал:
– Мисс, я никакой не сэр… Я – Финт.
Девушка сонно пробормотала, с немецким акцентом, как показалось Финту:
– Финт? То есть тот, кто финтит, то есть проворно уворачивается? Спасибо вам, Финт. Вы очень добры, а я так устала…
И она откинулась на подушки – Финт едва успел подхватить стакан.
Глава 2,
в которой Финт видит умирающего, умирающий видит свою Госпожу, а Финт становится королем тошеров
Едва колокола отзвонили пять часов, проснулась миссис Шарплис – со звуком, больше всего похожим на «Всхрюк!». При виде Финта глаза ее прямо-таки налились ядом и сей же миг обшарили комнату, выискивая следы преступления.
– Ну, мелкий прострел, ты тут всласть отоспался в тепле и уюте в христианской спаленке, как тебе обещали, – небось впервые в жизни. А теперь пошел отсюда вон, да смотри мне! Я тебя наискось вижу, глаз с тебя не спущу, пока не окажешься по ту сторону черного хода, попомни мои слова!
Ах, какие гадкие, какие несправедливые речи, – да и сама она не лучше: отвела Финта вниз по замызганной черной лестнице в кухню и распахнула дверь с такой силой, что та аж отскочила от стены и сама собою с грохотом захлопнулась снова, к вящему увеселению кухарки, наблюдавшей за этой пантомимой.
Дверь укоризненно качнулась на петлях туда-сюда, а Финт с достоинством промолвил:
– Вы слыхали, чего сказал мистер Чарли, хозяйка. А он большой человек, и он поручил мне миссию, так что раз я теперь при миссии, а я так думаю, миссионеру надо бы подкрепиться чуток, прежде чем его вышвырнут на холод. И сдается мне, мистер Чарли не порадуется, если я расскажу ему, как вы негостеприимны, миссис Жополиз.
Финт, не задумываясь, исковеркал ее имя и остался очень собою доволен, хотя экономка, похоже, ничего не заметила. А вот кухарка заметила и рассмеялась – причем не без ехидства. Финт в жизни не прочел ни единой книги, но если бы прочел – кухарку он читал с той же легкостью; это просто поразительно, сколько всего можно понять по глазам, или по фырканью, или даже по непристойному звуку – если он вклинится в разговор в нужном месте. Есть просто язык, а есть язык интонаций, быстрых взглядов, неуловимых движений лица – привычных мелочей, которых сам не осознаешь. Те, кто считает, будто лица их непроницаемы, даже не догадываются, что выбалтывают свои сокровенные мысли любому, у кого достанет смекалки распознать сигналы, а сейчас один такой сигнал прямо-таки плавал в воздухе, точно вывеска в руках у ангела, и недвусмысленно возвещал, что кухарка терпеть не может экономку – настолько, что охотно над ней поглумится даже в присутствии Финта.
Так что Финт преловко прикинулся чуть более усталым, и чуть более напуганным, и чуть более заискивающим, чем обычно. Кухарка тотчас же поманила его к себе и сказала – тихо, но не настолько, чтобы не расслышала экономка:
– Ладно, паренек, у меня тут овсянка варится, могу и тебе плеснуть, и есть еще кус баранины, самую малость пованивает, ну да ты небось и похуже едал. Тебя устроит?
Слезы брызнули из глаз Финта: качественные такие слезы, с душой и с салом, – хоть ножом режь. Финт рухнул на колени, прижал к груди руки и с глубокой искренностью произнес:
– Благослови вас Господь, хозяюшка, благослови вас Господь!
Эта бессовестная пантомима принесла ему здоровенную миску овсянки – с очень даже приемлемым количеством сахара. Баранина еще не дошла до той стадии, когда мясо начинает жить своей собственной, внутренней жизнью; Финт с благодарностью принял завернутый в газету подарок – потушить с чем-нибудь вполне сгодится – и проворно затолкал его в карман, чтоб не испарился ненароком. Что до овсянки, гость вычерпал из миски все до последней капли – к явному одобрению кухарки, почтенной дамы, которая, надо отметить, при каждом движении тряслась всем чем можно, включая подбородок.
Финт мысленно уже занес ее в список союзников, по крайней мере против экономки, которая все еще пепелила его злобным взглядом, – но тут кухарка грубо ухватила его за руку и завопила, куда громче, чем подсказывала необходимость:
– А ну-ка пошли в буфетную, поглядим, много ли ты успел натырить, парень!
Финт попытался высвободиться, но кухарка, как говорилось выше, была женщина корпулентная, как оно за кухарками водится. Таща гостя за собою, она нагнулась к нему и шикнула:
– Да не вырывайся ты. Голова совсем не варит, что ли? Молчи и делай, как велю!
Кухарка открыла дверь и повлекла гостя вниз по каменным ступенькам в пахнущую соленьями комнатушку. Захлопнув дверь за собою, она слегка помягчела и объяснила: