Две половинки - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Алюшина cтр.№ 17

Воссоединение, назначенное на определенный день и час, происходило дома у Ремизовых.

Стаська помнила, как мама ужасно волновалась: то смеялась, то плакала и прижимала дочурку к себе, а папа ее успокаивал:

– Ну что ты, Олюшка, все же хорошо! Что ты так нервничаешь?

– Не знаю, – вздыхала мама и гладила задумчиво маленькую Стаську по голове. – Мне как-то не верится.

Стаську одевали с особой тщательностью и многократно повторяли, как следует себя вести, когда они придут в гости, что можно делать, а что нельзя. Стаська этого не понимала, привыкшая к мало чем ограниченной свободе, но послушно кивала, чтобы никого не огорчать.

Исторический час пробил, и все семейство Игнатовых, во главе с Симой, прибыло к Ремизовым. Незнакомые люди погладили Стаську по голове, повосхищались симпатичным ребенком, показали подарки в ярких упаковках, но открывать не разрешили.

Стаську усадили между Серафимой и мамой, на толстые книжки, стопкой уложенные на стуле и прикрытые платком, чтобы ребенок находился на одном уровне со взрослыми за столом.

Стаське все происходящее было неинтересно, она крутила головой, задавала какие-то, очевидно, неуместные вопросы. Официальная встреча в верхах катилась своим чередом.

И принесли чай с тортом.

Девочка Стася, помня все мамины наставления, старалась аккуратно отламывать ложечкой кусочки и доносить их до рта без потерь. Но один вреднющий кусок шлепнулся на ее прекрасное торжественное платье, невзирая на все старания. Стаська взяла его пальцами и отправила в рот, с удовольствием пережевывая.

– Девочка! – услышал ребенок возмущенный голос той самой незнакомой тети, что гладила ее по голове. – Так делать нельзя! Это очень плохо! Оленька, неужели никто не объяснил этой девочке, как надо вести себя за столом?!

Стаська прикинула, надо ли пугаться или разреветься сразу? Но ни пугаться, ни реветь ей не хотелось, и она совершенно не понимала, с чего бы. А потом она решила, что пора и то и другое, особенно плакать, потому что мама вдруг сказала таким голосом, которым никогда не разговаривала.

– Этого ребенка зовут Станислава! – громко, жестко, с акцентом на каждом слове, отчеканила тишайшая Олюшка.

И Стаська увидела, что сейчас ее мама заплачет. Это все увидели. Но за всех Игнатовых приняла решение и ответила Сима:

– Так! – сказала она, хлопнула ладонью по столу и поднялась со стула.

Взяла Стаську на руки и командирским тоном отдала указание:

– Родители, Оля, Рома, поднялись и за мной!

– Что происходит? В чем дело? Куда вы? – непонимающе спрашивал мужчина.

– Простите, – холодно-надменно отчеканила Сима, – но нам, князьям, ваше общество не по статусу!

– Вот после этого она и стала княгинюшкой! – смеясь, закончила повествование Стаська.

– И что, твоя семья с мамиными родителями так и не общается?

– Нет. Мама сказала, что у нее есть мы все, а это великое, редкое счастье, и больше ей ничего не надо. А папе для счастья, кроме мамы и музыки, вообще ничего не требуется.

– А ты? – тихо спросил Степан.

– Я на третьем месте после вышеперечисленного.

– Обижаешься? – посочувствовал он.

– Да что ты! – подивилась предположению Стаська. – Мои родители такие, какие есть, и я их очень люблю, но не знаю совсем. Они все в музыке, всегда. В музыке и друг в друге. Я их редко видела, они мотались по гастролям, сначала по стране, потом за границей, работали долго по контракту в Лондоне, а со временем и совсем в Европе остались. Они переживали, что я не с ними. Но им не разрешали меня вывозить власти, а когда власти разрешили, то Сима с бабушкой не дали, сказали: срывать ребенка с учебы, сами не устроены, по съемным квартирам мыкаетесь и работаете по двадцать часов, света белого не видите, куда вам еще и обуза? Они на самом деле трудно жили первое время. Да я и сама не особо рвалась с ними жить. Зато у меня всегда была княгинюшка. Ну, вот такая у нас странная семья…

И тут у него зазвонил телефон… В прихожей. В куртке.

– Извини, – чмокнул ее в щеку Степан и вышел из кухни.

И долго там разговаривал, она слышала его низкий голос. Он что-то говорил, слов не разобрать, только звук голоса, потом замолчал надолго. И Стаська поняла, что он обдумывает нечто важное, и это важное касается их…

– Не надо, Господи! – взмолилась она, зная, что Он не услышит и не поможет…

Звонила Вера. Боясь показаться навязчивой или не вовремя попасть, отвлечь, как всегда, робко спросила, когда он приедет.

– Завтра, – выдохнул Степан.

Сегодня он не сможет! Только не сегодня, сразу после Стаськи!

Они поговорили о ерунде незначимой и попрощались. Он просмотрел сообщения на обоих телефонах. На одном, рабочем, пропущен один звонок, но не от начальства, значит, ничего срочного. На втором, личном, пять звонков, пара эсэмэсок от сестрицы, одна от Веры.

Реальность настигла разнеженного и благостного Степана внезапно, возвращая в действительность, безжалостно комкая их робко-волшебный мирок, в который они со Стасей сбежали почти на сутки.

Обычная реальная жизнь. Прочная, устойчивая. И… серая.

Но…

У него есть работа, Вера, стойкое нежелание соединяться жизнями с кем бы то ни было, свой определенный быт, привычки и здравомыслие. Поверить, что можно все изменить в один момент, встретив родного человека, перечувствовав вместе с ним нечто не доступное тебе раньше, и самое главное! – захотеть, неистово, до одури все изменить, не боясь ни черта! – это нет!

Нет! Так не бывает!

Ночь имеет свойство проходить, как и все на этом свете, чудес не бывает…

Степан вздохнул, посмотрел через коридор и гостиную в окно, в пасмурное марево.

Утро убийственно для любой романтики.

Только как объяснить это все Стасе?

И, почувствовав себя стариком, растратившим где-то жизнь, Больших вернулся к ней, Стаське, в кухню. Она подняла на него глаза, посмотрела изучающе и все поняла.

– Сколько тебе лет? – спросил Степан обычным, житейским тоном.

– И-издрасте! – понимающе усмехнулась Стаська. – Тридцать два.

– Ты и близко не выглядишь на этот возраст, – без тени намека на комплимент констатировал он.

– Говорят, что маленькая собачка всю жизнь щенок.

Ей не хотелось с ним разговаривать – сил не было. Его решение уже перечеркнуло легкость, искрящуюся радость, словно выплеснуло остатки выдохшегося за ночь шампанского в грязную кухонную мойку.

– Ладно, щенок, – попытался что-то сгладить Больших, – мне сейчас надо в штаб съездить. Отчет сдать.

– А сколько тебе лет? – перебила Стаська, прохрипев вопрос сухим горлом.