Темные воды Тибра - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Попов cтр.№ 32

И на улицах, и на форуме Руф был постоянно в окружении плотной толпы людей, готовых в любую минуту пожертвовать ради него жизнью.

А что же Сулла, Луций Корнелий Сулла, наш главный герой?

Он все эти годы был в стороне от кровавой мишуры, название которой – политическая борьба. Не то чтобы это была поза обиженного (недополученная слава за победу над Югуртой), нет. Нельзя было бы с уверенностью сказать, что он чего-то выжидает. Можно ли назвать выжидающим человека, участвующего в месяц не менее чем в пяти вооруженных столкновениях разной степени опасности?

Постепенно стали забывать, что когда-то он считался активным членом партии популяров.

Можно было подумать, что ему все равно, что происходит там у них, в этом Риме, но и это было неправдой.

Итак, он воевал.

За время союзнической войны в самом громадном, отлаженном механизме римской армии произошли некоторые изменения. Они, возможно, были незаметны глазу невнимательному, но глаз такой ясной голубизны, как у Суллы, не мог кое-чего не подметить.

Человек наблюдательный неизбежно делает выводы.

Может быть, именно сделанные выводы и позволяли Сулле держаться в стороне от бурной политической каши, кипевшей в столице мира.

Он вообще старался большую часть времени проводить в расположении своей армии, ввел прежде не слишком популярную (даже среди популяров) практику прямого общения с низшими командирами и солдатами. Если он заботился о нуждах своих легионеров, то старался, чтобы они узнали об этом. Если к ним попадали какие-то деньги, то всегда через его руки, даже в тех случаях, когда он не имел к ним прямого отношения.

Если ему нужно было наказать поставщиков, наживавшихся на солдатских желудках и боевом оснащении армии, он предпочитал делать это публично.

Имел место даже такой случай: во время осады Помпеи солдаты первого легиона заподозрили в измене своего легата – Авла Постумия Альбина. По их сведениям, кстати не слишком надежным, он сносился с защитниками крепости, собираясь, по всей видимости, перебежать к ним. На правду это было похоже, потому что в лагере Суллы полностью иссякло продовольствие, съедены были все мулы и лошади и в ближайшие дни никакого пополнения не ожидалось.

Вина Авла Постумия Альбина не была доказана.

Вина его состояла лишь в том, что люди хотели найти виноватого, а он больше всего подходил для этой роли. Заносчивый, крикливый, неумный.

Но было несколько обстоятельств.

Во-первых, Постумий Альбин был консуляром и, как всякий человек, находящийся на таком социальном уровне, подлежал только одному суду – сенатскому.

Во-вторых, как уже говорилось, его вина не была доказана. Немаловажный момент для римлян, народа, гордившегося своим почитанием закона.

И в-третьих, ни один командующий армией ни в одной из прежних войн, что велись республикой, не позволил бы отдать своего офицера на растерзание солдатам, как бы они того ни добивались и сколь бы очевидной ни была его вина.

Не то что консуляра-центуриона!

Это было против старых римских правил.

Но Сулла сделал это.

Не уступил, как можно было бы подумать. Если бы он решил во что бы то ни стало сохранить жизнь этому ничтожному родовитому крикуну Авлу, то сохранил бы ее, даже перебив половину бунтующего солдатского сброда.

Он просто решил сделать приятное своим солдатам, солдатам, обожающим своего командира.

И он повел дело так, чтобы и организаторы мелкого бунта, и прочие легионеры поняли его правильно.

Да, он разрешил побить камнями и дубинами консуляра Авла Постумия Альбина перед воротами Помпеи. Но как только несколько матросов с кораблей его флота (матросы были самой наглой и неуправляемой частью армии) попробовали продолжить свои кровавые развлечения, он велел их распять. Шестьдесят человек! Как рабов. Никто и не пикнул.

Сулла был понят своими солдатами и офицерами правильно.

Он добивался прямого, без посредников, контакта со своими воинами. И, кажется, многого добился на этом пути.

Когда его войско осаждало Нолу, одну из самых сильных и хорошо укрепленных крепостей союзнической оппозиции, Суллу избрали консулом. Даже в этой ситуации главнокомандующий сделал все, чтобы не поехать в Рим. На все призывы сенаторов он отвечал, что неотложнейшие военные дела требуют его пребывания под стенами Нолы.

Он предоставил нести все бремя консульской власти Квинту Помпею Руфу, человеку незаурядному, в разумной мере решительному, заклятому врагу демагогии, символом которой являлись Сульпиций, Главций, а мечом – Гай Марий.

Послания из Рима в лагерь под Нолой становились все истеричнее и настойчивее. Говорилось о том, что нужно принимать экстренные меры, иначе «разбойники» – Сульпиций, Главций и Марий – со дня на день при помощи неисчислимых масс черни окончательно захватят власть в городе. Нужны чрезвычайные законы.

«Так принимайте их!» – спокойно отвечал Сулла и проводил дни в охоте на салернскую косулю, главную охотничью достопримечательность тех мест, где располагалась его армия.

Из следующего письма выяснилось, что есть тот род законов, которые могут быть приняты только совместным постановлением сената и обоих консулов, иначе никто не признает за ними законной силы, особенно такой бешеный бык в тоге, как Сульпиций Руф.

Луций Корнелий Сулла, поняв, что он дошел до крайности в своем пренебрежении государственными обязанностями, отправился в Рим. Только войдя в курию, он предложил организовать чрезвычайные празднества, не важно в честь какого божества, ибо в любом варианте народные собрания (источники беспорядков) должны быть прекращены. У Сульпиция и Мария исчезнет всяческая поддержка, ибо их политическая сила всходит на дрожжах голодного негодования, черни.

Оказалось, сенаторы именно к такому решению и склонялись.

Необходимый документ был тут же составлен.

Утром на форуме его зачитали и вывесили в положенном количестве списков.

И тут началось такое…

Мы видим консула Луция Корнелия Суллу бегущим, подобрав полы парадной тоги, по узкой вонючей улочке где-то в окрестностях Авентина. Его сопровождает, зажимая рану на щеке одной рукой, другой не слишком умело держа короткий самнитский меч, верный Метробий. Рядом Гай Децим, рослый центурион, начальник личной гвардии консула, его меч тоже обнажен, глаза шарят по сторонам. Замыкает это отнюдь не триумфальное шествие Квинт Помпей, сын второго консула Квинта Помпея Руфа, недавно женившийся на дочери Суллы.

Цель путешествия этой маленькой группы проста и одновременно чрезвычайно сложна – они хотят целыми и невредимыми выбраться из города.

Взбунтовавшаяся, а вернее, взбудораженная демагогами-популярами толпа беснуется сейчас на Палатине и растекается по южной части города, круша все на своем пути и зверея от вида пролитой крови и собственной безнаказанности.