В одной из книг любимого Дика Фрэнсиса враги главного героя
пытаются скомпрометировать его очень хитрым образом: ударом по голове лишают
сознания, а потом внутривенно, через капельницу, вливают бутылку джина. В
результате наш герой в состоянии дикого опьянения найден на улице полицией… и
все такое. А чтобы скрыть укол, его крепко ударили по руке.
Хитро. Но в данном случае не жизненно. Потому что никаких
следов от ударов, а также уколов на руках пострадавшего Меншикова не было
найдено ни в больнице, где его пытались привести в сознание и даже предполагали
наркотическое отравление, ни им самим – впоследствии. К тому же вливание такого
количества алкоголя через капельницу и даже с помощью шприца предполагает
немалое время. А Витек нашел Александра уже через часа полтора. Пребывавшего в
полной отключке. И в это время в квартире уже давно никого не было.
С другой стороны, у Александра слегка першило в горле. И
если допустить, что ретивая девица просто ввела в его желудок резиновую трубку,
зонд, а потом через воронку влила туда спирт, то многое становится понятным.
Дело это, кстати, не столь затейливое, как может показаться. Главное, чтобы
трубка дошла до желудка, вот и все. Если имеешь элементарные медицинские
навыки, то с этим запросто справишься, причем довольно быстро. Очевидно,
обладательница темно-рыжих волос и зеленых глаз, от которых у доктора Меншикова
так основательно поехала крыша, такими навыками обладала. Ну, может статься,
она была медработником или ей приходилось ухаживать за тяжело-больными…
Он все свои размышления выложил Манихину, даже Дика Фрэнсиса
упомянул, – а вот насчет волос и глаз промолчал. Тем более что не в них было
дело, факт. Ему, строго говоря, никогда не нравились зеленоглазые и рыжие:
Александр интуитивно не доверял такому зловещему, ведьминскому сочетанию. Но
даже если бы он увидел эту женщину в чадре, парандже и вдобавок в такой
бесформенной хламиде, которую носят мусульманские дамы, прячась от глаза
постороннего мужчины, у него все равно зашлось бы сердце точно так же, как оно
зашлось при виде ее в откровенном платьице. Платьице просто спровоцировало его
реакцию и усилило его… ну, это самое, не в приличном обществе будь сказано. А
стойку-то он сделал (опять же, пардон!) на тот аромат женственности, который от
нее исходил: она его подкосила даже не видом своим, а женской сутью. Нет, это
все слова, слова, не имеющие смысла, потому что нет точных слов, чтобы
передать, почему Александра так возбудила именно она!
Странно и пугающе – он не чувствует на нее никакой злости и
обиды. Он должен ненавидеть ее, а вместо этого в глубине души чувствует, что
уже простил ее – то есть признал ее право поступить так, как она поступила.
«Мне ненавидеть тебя надо, а я, безумный, все ж люблю!» Дурацкая песенка,
пошловатая банальность. Но очень точная, как все банальности на свете.
Или вот еще цитата к месту: кузнец Вакула в гоголевской
«Ночи перед Рождеством» с тоской бормочет: «Через эту глупую любовь я одурел
совсем!»
Чушь, какая чушь! Любовь, любовь! Перепихнулся с какой-то
шлюхой, которая отдалась первому встречному, а потом набухала ему в алкоголь
клофелинчику и…
Он настолько углубился в свои размышления, что вздрогнул от
неожиданности, когда мимо прошел Манихин.
Петр Федорович остановился возле стойки с цветами, начал
задумчиво ворошить землю, иногда разминая пальцами комочки земли. Не зря он
говорил, что возня с цветами его успокаивает. Да, сейчас самое время искать
какое-то сильное успокаивающее средство.
Александр с раскаянием смотрел в его тяжелое, набрякшее
бронзовыми складками лицо. Он уже успел привыкнуть к этому человеку – его
уродство не вызывало отвращения, а только жалость. Получается, жалость
бессмысленную…
Самое гнусное во всей этой истории, что из-за нее он не смог
выполнить свое обещание. Полет в Хабаровск отложен на неопределенное время.
Прошло уже три дня после оговоренного срока, а Александр все еще в Нижнем. Пока
неведомо, когда он сможет выполнить свое обещание: в милиции и прокуратуре дело
завели о нападении на врача «Скорой помощи», причем попался какой-то жутко
дотошный молоденький следователь, который ведет первое в своей жизни
расследование почти с садистской тщательностью. Ничего и никого не нашел, но
достает Александра своими вопросами так, что у того печеночные колики
начинаются!
А может, не следователь садист, а он сам мазохист?
Наверняка! Если он не хочет, чтобы нашли ту девушку…
Нет. Он сам хочет найти ее, сам, но вовсе не для того, чтобы
наказать.
– Так что мы будем дальше делать? Вы намерены все-таки
отправиться в Хабаровск или нет?
Александр невольно вздрогнул. С покаянным выражением лица
повернулся к Манихину:
– Надо же, только что об этом думал. Поймите, я хоть сейчас
готов ехать. Но с меня зачем-то взяли подписку о невыезде. Как будто я
преступление против самого себя совершил! Как будто не я в этой истории
пострадал! Еще хорошо, что у меня с собой тех ваших денег не было, я их дома
оставил. Если бы они пропали, я вообще оказался бы сейчас в еще более дурацком
положении.
– Вы что, думаете, на вас напали, чтобы ограбить? Вы
кому-нибудь говорили о том, что можете получить крупную сумму?
– Нет, что вы! Никому! А что до грабежа… нет, вряд ли. У
меня не взяли даже тех жалких двух сотенных, которыми я на тот момент располагал.
И ключи не забрали от квартиры, где, правда, все равно деньги не лежат. И
никаких лекарств не тронули в чемоданчике, а ведь там были и наркотики. Вообще
необъяснимая ситуация…
– Петр Федорович, можно я спрошу? – подал голос Серега.
«Ого, – подумал Александр, – вот это субординация! Здорово
Манихин вышколил своего качка. Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу
старшему лейтенанту!»
– Конечно, давай, – кивнул Манихин.
– Слушай, Алехан, а твоя девушка не могла против тебя сыграть?
– повернулся Серега к Александру. – Та, хорошенькая, пухленькая? Ниной,
кажется, зовут? К примеру, решила тебе за что-нибудь отомстить, уговорила
какую-нибудь подружку поучаствовать… Ты ведь вроде обмолвился, что после моего
вторжения у тебя с ней дружба врозь?
– Ну, так оно, – буркнул Александр. – Но ты тут практически
ни при чем, ты только поводом послужил, а не причиной. Я тебе, если хочешь
знать, по большому счету даже благодарен. Была без радости любовь – разлука
будет без печали. Словно о нас сказано, так что не бери в голову.
– Никто и не говорит, что ваша подруга сама принимала
участие во всей этой истории, – сказал Манихин. – Серега правильно предположил:
она могла кого-нибудь нанять…