– Не совсем права, – Юлька даже не сразу находилась, что ответить. – Но ведь есть, например, Рубенс, Кустодиев… Да мало ли кто?!
– Есть, – согласилась с ней Василиса, – но согласись, это имя Рубенса делает привлекательным женский образ, а не наоборот.
– Демагогия чистейшей воды, – отказалась от дальнейшего спора Хазова. – Если следовать твоей логике, то запрещать надо практически все, что напоминает тебе о твоих размерах.
– Да, – отчетливо произнесла Ладова. – Иначе нам никогда не реабилитировать иной стандарт женской красоты. Между прочим, возвращение женского идеала к нормальным, а не дистрофичным размерам, могло бы значительно улучшить демографическую ситуацию в нашей стране и избавить мир от анорексичек. И у них – тоже, – Василиса кивнула в сторону француза.
– О чем она говорит? – поинтересовался Юлькин бойфренд, внимательно вслушивающийся в русскую речь и наблюдавший за выражением лиц споривших подруг.
– Она говорит о том, что хочет быть министром культуры, – схитрила Хазова, воспользовавшись тем, что Василиса не знала ни одного языка, кроме русского.
– Это невозможно, – всплеснул руками француз и с состраданием посмотрел на Ладову.
– Почему? – заинтересовалась Юлька.
– У нее нет вкуса, она плохо одета. Не как министр.
– Что он говорит? – встряла Василиса в разговор Хазовой со своим бойфрендом.
– Он говорит о том, что для министра культуры ты не обладаешь должной толерантностью и плохо разбираешься в природе эстетического.
Ладова вытаращила глаза и снова озадачила Юльку:
– Тогда спроси его, каких женщин он предпочитает: полных, как я, или худых, как ты.
– Может быть, поставить вопрос по-другому: просто полных и просто худых? Иначе ответ будет заведомо необъективным.
– Как считаешь нужным, – не стала спорить Василиса и, не мигая, уставилась на француза, радостно защебетавшего в ответ.
– Ему нравятся красивые женщины, – перевела Хазова.
– Что он имеет в виду?
– Ладова, – Юлька покрутила пальцем у виска: – Ты ненормальная?
– Я нормальная, пусть объяснит.
Француз засуетился, начал размахивать руками, пытаясь подключить язык жестов, в результате смерил Василису взглядом и произнес, что красота не имеет ничего общего с физиологическими показателями, что Василиса очень красивая женщина и что он вполне мог бы влюбиться в нее, не будь его сердце занято Юлией.
– Пардон, – поклонился Ладовой молодой человек и поцеловал ей руку.
– Перевести? – захихикала Хазова.
– Не надо, – отказалась Василиса, предположившая по поведению француза, что ответ явно не в ее пользу, отсюда и «пардон». Но Юлька, не терпящая никакой недосказанности, добросовестно перевела высказывание своего бойфренда и обняла Ладову.
– Блин, – покраснела та. – А еще говорят, они жадные…
– Это ты жадная! – упрекнула дочь Галина Семеновна и посетовала: – У Гульки твоей уже двое, а я как была бездетной бабкой, так и осталась.
Василиса «повернулась» к матери вторым своим ликом и спокойно поинтересовалась:
– Откуда у бездетной бабки могут быть внуки?
– Не придирайся к словам, Васька, – насупила брови старшая Ладова. – Сколько нам с отцом еще ждать? Жалко тебе, что ли, взять да замуж выйти?
– Мам, мне не жалко. Никто не зовет.
– Потому что ты ничего не делаешь.
– Мам, что я должна делать?
– Откуда я знаю?! Ходить куда-нибудь: в музеи, в театры, в туристические походы. Только не в ресторан, – категорически заявила Галина Семеновна.
– Почему не в ресторан? – удивилась Василиса, в принципе имевшая склонность именно к этому роду деятельности.
– Потому что двадцатичетырехлетняя девушка в ресторане выглядит пошло: сразу видно, зачем она туда пришла.
– И зачем туда она пришла? – заинтересовалась младшая Ладова.
– Найти спутника жизни, – уверенно выпалила Галина Семеновна. – Но… найти в ресторане спутника жизни невозможно. Спутника на один вечер – пожалуйста, – со знанием дела уточнила она, – но это не то, что ты ищешь…
– А откуда ты знаешь, что я ищу? – В голосе Василисы не было вызова.
– Я ведь тоже женщина, – напомнила Галина Семеновна. – И тоже в твоем возрасте мечтала о детях. Сначала – о муже, – строго уточнила она, – а потом о детях. Поэтому не жадничай, Васька, и дуй замуж. А то жизнь знаешь какая короткая?! Не успеешь оглянуться, а поезд ушел.
– Мам, – младшая Ладова прижалась к матери, – ну, ведь ты тоже меня родила не так уж и рано.
– В тридцать, – подсказала Галина Семеновна. – Но не потому, что не хотела, а потому что раньше не получалось. Никогда не забуду, как у меня Юрина мать за спиной говорила: «Хоть из детдома бери». Знаешь, как обидно?
Василиса не понимала материнских чувств, равно как и не принимала новой интонации в голосе старшей Ладовой. Галина Семеновна все время говорила о себе, как о даме в возрасте, хотя до пенсии оставался еще год, в принципе – просто зрелая женщина. Но на самом деле – к пятидесяти четырем годам неунывающая Галя вдруг засомневалась в своей женской привлекательности и на всякий случай объявила себя пожилым человеком.
– Хотим внуков, – постоянно напоминали Ладовой родители и вслух мечтали о том, какими те будут: «Беленькими, умненькими, веселыми… как их мама». О гипотетическом отце в этот момент не говорилось ни слова.
Василиса чувствовала себя виноватой, пыталась отшучиваться и на всякий случай переспрашивала мотавшуюся по свету Юльку, а не хочет ли она детей?
– Нет! – кричала Хазова из своего обширного «далека». – Мне всего лишь двадцать четыре. Какие дети?!
– А замуж?
– Де-факто я замужем. У меня есть Жан, – коротко сообщала Юлька. – А что случилось?
– Ничего, – успокаивала ее Ладова и просила не исчезать из поля зрения.
– Как получится! – ничего не обещала Юлька и робко переспрашивала: – Ты давно у папы была?
– Давно, – честно отвечала Василиса.
– Сходи, пожалуйста, – просила ее Хазова. – Мне кажется, ему плохо.
«Мне тоже», – мысленно договаривала Ладова и думала о том, что же такого предпринять, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
– Поменяй работу, – вылила на нее ушат холодной воды Гульназ Бектимирова. – Устройся в солидную фирму. Хочешь, я попрошу отца, чтобы взял тебя администратором в клинику? Ну или еще кем-нибудь…
– А вы что? Помирились? – удивилась Ладова, не осведомленная в том, на какой стадии находятся отношения младших Бектимировых с родителями.
– Давно.
– А я и не знала, – хмыкнула Василиса, чтобы не напомнить подруге о категорических заявлениях по поводу невозможности возродить отношения со своей семьей.