Не девушка, а крем-брюле - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Булатова cтр.№ 50

О смерти матери Вихарев узнал спустя несколько месяцев, вынырнув из очередного подвала для поисков «живительной влаги». Он автоматически добрел до родительского дома, с трудом поднялся на шестой этаж, позвонил и обнаружил за дверью какую-то дальнюю материнскую родственницу из благословенной «Трехизб-Шемурши», которая и сообщила ему о случившемся.

– И не ходи сюда больше, – по-хозяйски приказала молодая женщина, с удовольствием занявшая место Ирины Вольдемаровны.

– А маму помянуть? – поинтересовался тогда Сергей, даже не заметив округлившийся живот новой хозяйки.

– Бог подаст, – пообещала ему та и, захлопнув дверь прямо перед носом просителя, долго смотрела в глазок, чтобы определить уровень опасности.

О том, что приходил сын, Игорю Николаевичу она не сказала, да он и не спрашивал, и на вопросы знакомых с деланой скорбью отвечал: «Сгинул парень». А тот и правда сгинул. Во всяком случае, Василиса совсем потеряла его из виду, хотя честно пыталась заглядывать в лицо всякому попадавшемуся ей навстречу бомжу. «Наверное, умер», – предположила Юлька и перестала спрашивать о своем верном Санчо Пансе. «Наверное», – согласились с ней все и тоже закрыли тему. Но Василиса все равно по привычке вздрагивала, когда видела перед собой фигуру, хоть чем-то напоминавшую вихаревскую, и исправно подавала в надежде, что и ему, если жив, хоть кто-то протянет руку помощи.

– А я нищим не подаю, – Гулька категорически отрицала такую форму жизни, не забывая подчеркнуть в разговоре с Ладовой, что «среди татар нищих не бывает».

– Бывает, – спокойно исправлял Гульназ Бектимиров и целовал в макушку, чтобы та не кипятилась.

– Не бывает! – ворчала Гулька и подставляла мужу лоб: – Ты же не нищий.

– А с чего это я должен быть нищим? – искренне удивлялся Ильсур и подмигивал Василисе, убегая на ночное дежурство.

В отличие от Ромео и Джульетты, история любви между Бектимировым и Низамовой развивалась по вполне счастливому сценарию. Ровно год студенты медицинского училища умудрялись хранить в тайне от родителей свои отношения, но, по убеждению Гульки, Аллах распорядился иначе и за полгода до их восемнадцатилетия наступила беременность, о прерывании которой ни он, ни она не хотели даже слышать. «Коран запрещает!» – твердила Низамова и смело смотрела в глаза родителям, уговаривавшим принять меры, пока не поздно. Эльвира Тимуровна даже на колени перед дочерью вставала: «Семью не позорь! Жизнь себе не ломай!»

О том же с надрывом вещала Бектимирову и его мать, отказываясь дать разрешение на никах[11].

На стороне влюбленных была только беззубая Хава Зайтдиновна, непрерывно читавшая намазы, потому что другого средства борьбы за счастье единственной внучки не знала и даже боялась заговорить с сыном – тот ходил чернее тучи, как будто в доме притаилась смерть, а не благая весть о продолжении рода.

«Долг платежом красен», – вспомнила о Гулькиных благодеяниях Хазова и снова пошла на поклон к отцу. Благодаря вмешательству Андрея Александровича влюбленных расписали ровно через три дня после подачи заявления, в абсолютно будничной обстановке, без цветов и без свидетелей. Из районного загса молодоженов забрала служебная машина главы города и отвезла в знаменитое «дворянское гнездо», где стараниями Юли и Василисы был накрыт праздничный стол, за которым, по-школьному сложив руки и уставившись в одну точку, сидела маленькая Хава Зайтдиновна в праздничном белом платке на роспуск.

«Совет да любовь», – очень серьезно и проникновенно произнес Андрей Александрович и подвел к чете Бектимировых напуганную абику, от волнения чуть не выронившую изо рта вставные зубы. Хава Зайтдиновна что-то сказала молодым по-татарски, отчего те сразу стали серьезными, а Гулька расплакалась и поцеловала бабке руку.

«Хватит реветь!» – возмутилась раскрасневшаяся Хазова и, подхватив под руку взволнованную Василису, бросилась к молодоженам с поздравлениями. Позже явились старшие Ладовы и торжественно вручили Ильсуру и Гульке конверт «на первоочередные нужды».

Весь вечер новоиспеченная Бектимирова то хохотала, то плакала, периодически хваталась за живот, словно напоминая всем о своем особенном положении, и, в сущности, веселилась, как могла, стараясь как можно реже смотреть в глаза грустной абике, которая все время с опаской поглядывала на часы. Приближался момент прощания, праздник подходил к концу, но Юлька не была бы сама собой, если бы напоследок не выпустила еще один праздничный залп.

– Внимание! – объявила она, забравшись на стул. – Дорогие хозяева и дорогие гости нежно прощаются с новобрачными и расходятся по своим местам, а квартира Хазовых передается во временное пользование чете Бектимировых сроком на одну ночь. А дальше будем решать проблемы по мере их поступления. Правильно я говорю, папа?

– Правильно, – улыбнулся усталый Андрей Александрович и стащил легкого, как пушинка, оратора со стула.

– Мы так не согласны! – растерявшись, выпалила Гулька и, расставив руки, встала в дверях.

– Все в порядке, – обняла ее Галина Семеновна. – Так положено. Все-таки это свадьба.

– Я так не могу-у-у! – разрыдалась Гульназ, разом растеряв все слова благодарности, которые собиралась произнести в конце вечера. И тогда, как по команде, ее окружили женщины и стали гладить по голове, а Василиса, не имея, в принципе, в этом вопросе никакого опыта, начала взывать к ответственности за будущее потомство. Но от этих слов молодая жена Бектимирова еще больше расклеилась, и пришлось Юрию Васильевичу нести стакан с водой, но Гульназ только стучала зубами о стеклянный край и не могла сделать ни глоточка. Выручила, как всегда, Хазова. Набрав в рот воды, она прыснула ею прямо в лицо подруге и, улыбнувшись сквозь слезы, объявила: «Ну вот мы и квиты».

Молодоженов Бектимировых поджидала любовно украшенная Гулькиными подругами Юлькина комната, а всех остальных – служебная машина Андрея Александровича.

– Сначала по адресам, потом – в контору, – скомандовал мэр и стал усаживать в машину женскую половину команды. Но после долгих уговоров «комнату отдыха при кабинете мэра» обменяли на диван в доме Ладовых, и наступила та самая долгожданная справедливость, о которой никогда не переставала беспокоиться Юлия Андреевна Хазова. Правда, и ее возможности были не безграничны. Например, так и не наступило долгожданное перемирие между враждующими семьями Низамовых и Бектимировых, хотя, казалось бы, рождение Резеды, девочки, в точности похожей на Ильсура, должно было нейтрализовать конфликт. Но теперь этому отчаянно противилась сама Гулька, не признавая никого, кроме старенькой абики.

Хава Зайтдиновна оказалась единственной из родственников, кому впоследствии было дано право не просто смотреть на правнучку, но и держать ее в руках. Не принимал помощи от родителей и Ильсур, пытавшийся совмещать обучение и дежурства на «Скорой», куда, кстати, умудрился устроиться благодаря протекции всемогущего Андрея Александровича. В этом смысле молодые были примером не типичной для нашего времени самостоятельности в принятии решений и ответственности за собственную жизнь. Результаты говорили сами за себя: меньше чем через полгода, как раз к рождению ребенка, Бектимировы умудрились покинуть семейное общежитие механического завода, к слову, добытое все тем же Андреем Александровичем, и съехали на съемную квартиру в соседнем с Ладовыми подъезде.