– Я пойду, Юль, – объявила она и направилась к выходу.
– Подожди, – тронула ее за рукав Хазова. – Я тебе книги покажу.
Такого количества книг в отдельно взятой квартире Низамова не видела никогда. Если только в районной библиотеке, куда ей иногда приходилось заглядывать по необходимости. Да и то, в библиотеке все книги были разномастные, затертые, часто с подклеенными корешками, а здесь – куда ни кинь взгляд – подписные издания.
– Библиотека всемирной литературы, – прочитала Гулька.
– Классная серия, – сразу же откликнулась Юлька и отодвинула стекло. – Хочешь что-нибудь почитать?
– Не, – смутилась Низамова. – Я не по этой части.
– Жаль, – пожала плечами Хазова и посмотрела на свою гостью сочувственно. – Ты Сэлинджера читала?
Гульназ промолчала.
– Ясно, – с пониманием протянула Юлька. – Не читала. Возьми, – она подошла к другой полке, отодвинула стекло, провела пальцем по корешкам, нашла нужную и протянула ее Низамовой.
– Да ну, – стала открещиваться Гулька. – Не люблю я эту вашу классику.
– Это не классика, – очень серьезно произнесла Хазова. – Точнее, это другая классика. Не такая, как в школе.
– Лучше?
– Просто другая. Прочитай. Не понравится, бросишь…
Такое положение вещей Низамову устроило: она взяла книжку и засунула ее в джинсы, задрав джемпер.
– Может, пакет дать? – предложила Юлька, привыкшая бережно относиться к книгам.
– Да ну! – отказалась Гульназ. – Терпеть не могу, когда руки заняты.
На прощание Хазова снова поблагодарила свою спасительницу, пригласила заходить в гости и с опаской переспросила:
– Гуль, точно все в силе? Придешь? Вместе отметим?
– Точно, – Низамова не стала растекаться мыслью по древу и перешагнула порог волшебного царства. – Меня там выпустят?
– Выпустят, – вздохнула Юлька, приклеившись виском к косяку. – Пока.
– Пока, – чирикнула Гулька и начала спускаться через две ступеньки.
– Всего хорошего, – распахнул стеклянную дверь милиционер «Дядь Вань» и долго смотрел вслед хорошо сложенной Низамовой, с наслаждением затягиваясь сигаретным дымом на свежем воздухе. Больше ему заняться было нечем.
Зато у Ладовой дел накопилось невпроворот. «Лучше бы она отказалась!» – подумала Василиса о Низамовой, понимая, что Гулькино согласие присоединиться, жизнь, скорее, усложнило, чем облегчило.
Для начала явное недовольство выказали родители, заподозрившие неладное. Они ведь тоже смотрели телевизор, слушали местное радио и были ознакомлены с истинными причинами сложившегося положения вещей.
– Кому эта ответственность, Галь, нужна? – Юрий Васильевич ходил из угла в угол и рассуждал: – Напьются, на хрен, глазом не успеешь моргнуть, натворят чего-нибудь, а отвечать нам с тобой.
Галина Семеновна с мужем была согласна на все сто процентов, но и интересы дочери из виду не выпускала.
– Какие у нашей тетехи в том интересы? – не хотел верить старший Ладов и по привычке пытался убрать исчезнувшие волосы с облысевшего лба.
– Ну как, Юра? – разводила руками Галина Семеновна. – Дети только стали общаться. Только сдружились. Впереди – еще два класса. Как-то надо жить.
– Надо, – тут же соглашался с женой Юрий Васильевич, даже не предполагая, что его наивная Галя озвучивает текст собственной дочери, а та – в свою очередь, тщательно продуманную Хазовой систему аргументов.
– Но, знаешь, – Галина Семеновна сдуру путала все карты. – Мне все равно как-то тревожно. Может, не надо? Ну их! – сердилась она и на Василису, и на мужа.
– Дык это, Галя, ты ж сама… – терялся Ладов.
– Сама, – тут же меняла направление движения Галина Семеновна и снова заводила шарманку про то, что впереди целых два года, что дети все, в сущности, нормальные и из приличных семей, что главное доверять, потому что возраст – дурацкий. А если и выпьют, так шампанского. Проще самим налить, чем они тайком…
– Ну уж нет! – взбрыкивал Юрий Васильевич и выпячивал грудь колесом. – Шампанское в моем доме?!
– Да не надо нам никакого шампанского! – вмешалась в родительские прения Василиса и села рядом. – Ну чего вы боитесь?
– Ну как чего, Васька? – прижала руки к груди старшая Ладова. – Вам ведь по шестнадцать. У Юли – мальчик. У Лены – мальчик. Гуля тоже, наверное, не одна? – попыталась она выстрелить одновременно в двух зайцев. – А ты, дочь, все от меня скрываешь?
– Мама, – Василиса закрывала лицо ладонями и стонала: – Ничего я от тебя не скрываю. Какой мальчик?
– Рано тебе о мальчиках думать! – заводился с пол-оборота Ладов и начинал безостановочно кружить по комнате.
– Да сядь ты ради бога, Юра! – прикрикивала Галина Семеновна и тут же, сменив интонацию, обращалась к дочери с заискивающим выражением лица: – Правда, дочь, нет?
– Мам, – Василиса чуть не плакала, – ну, посмотри на меня. Ну откуда у меня мальчик?
Старшая Ладова в смущении отводила взгляд, а Юрий Васильевич, поизучав дочь какое-то время, удовлетворенно хмыкал:
– Вот самое то, для мальчиков. Я бы мимо не прошел.
– Юра! – закричала на мужа Галина Семеновна.
– Папа! – возмутилась Василиса.
– Что «Юра»? Что «папа»? – пытался отец семейства ответить обеим одновременно: – Не прав я, скажете? Вон, ты глянь, Галя, она же у нас уже все, того, – Ладов показывал руками грудь, бедра. – Как ты, Галь.
– Смотри! – не выдерживала Василиса и бросала отцу новый номер «Бурды», на обложке которого показывала все тридцать два зуба стройная брюнетка в красном дафлкоте[7], красных перчатках и с красной сумкой в руках. – Вот!
– Чё ты мне эту пакость суешь? – возмущался Юрий Васильевич, а сам так и косился на журнальную красавицу, было видно, что модель ему нравилась.
– Где она? И где я? – резонно интересовалась Василиса. И старший Ладов отвечал, не задумываясь:
– Вот она, – брезгливо тряс он журнал. – А вот ты! И ты лучше! Ты… – шумно заглатывал воздух отец семейства. – И твоя мать.
– Правда, Васька, – не очень уверенно вступала Галина Семеновна и смотрела на свою дочь с плохо прикрытой жалостью: настолько была велика разница между рекламным плакатом и реальной Василисой.
– И что же мне теперь? – младшая Ладова чуть не плакала. – Взаперти сидеть? Паутиной обрастать?
– Зачем взаперти? – искренне изумился Юрий Васильевич. – В кино сходите, погуляйте. Ну, хотите, к нам зайдите – чаю выпейте.
– Спасибо, не надо, – обиделась на родителей Василиса, обычно не знавшая отказа ни в чем, и то потому, что практически никогда ни о чем не просила.
– Ну что ты обижаешься? Что ты обижаешься? – заюлила Галина Семеновна. – Сроду никто никогда никаких выпускных после девятого класса не праздновал: подумаешь, событие!