Коло Жизни. Бесперечь. Том первый - читать онлайн книгу. Автор: Елена Асеева cтр.№ 18

– Воздайте дары Богу Небо и Богу Огню! И живей там!

Жрецы, не мешкая вскочили на ноги, и подались в стороны, высвобождая тем самым проход для своего старшего, а когда последний прошествовал мимо них, приступили к возложению даров. Липоксай Ягы промеж того медлительной поступью, каковой было принято ходить не только в капище, но и вообще вещуну, направился к дверному проему. Вскоре он покинул храм, и, выйдя на пятачок, предстоящей обок лестницы, застыл, оглядывая площадь, днесь достаточно забитую людьми. По-видимому, от поляновцев не ускользнуло произошедшее в капище… ни полыхание стен, ни сотрясение здания, ни грохотание в почитай безоблачном небе. Народ, наполнивший площадь, только старший жрец вышел из капища, склонил головы. Тишина ноне пригнувшая головы людей казалась такой густой, что, верно, было можно расслышать и тихий стон, если б кто пожелал его исторгнуть.

Липоксай Ягы сызнова обхватил руками подмышки девочки, и, подняв ее вверх, и малость вперед, мощно изрек:

– Это божественное чадо ниспослано нам великим Богом Огнем, ибо есть его дочь, есть наш дар, наше благодеяние! Мы должны беречь и любить это чадо, оно как вмале дитя станет моей преемницей и по оставленным нашими предками знаниям принесет дарицам Золотые Благодатные Времена! Падите ниц пред божеством!

И немедля все люди запрудившие площадь по форме схожую с прямоугольником опустились на ровную гладкую, каменную мостовую на колени, тем самым признав в девочке Лагоде рожденное или принесенное, словом дареное им белым людям Божество.

«Огу», – немудрено, что девочка так назвала Бога Огня, оный последнее время все время находился подле нее. Когда Огнь узнал в дольней комнате хурула о предложение Першего, он, несмотря на просьбы Небо, сам направился за ребенком на маковку четвертой планеты. Рас не просто жаждал узреть старшего Димурга, он не менее сильно желал увидеть девочку и прикоснуться к Крушецу.

Дотоль Лагода довольно долго пробыла в кувшинке, и лишь после того как бесицы-трясавицы остались довольными ее состоянием здоровья, она узрела Димургов. К удивлению Зиждителей, девочка не испугалась их черной кожи, она на чуть-чуть, только Перший принял ее на руки, вошла в транс, а после, придя в себя, торопко зашептала: «Отец… Отец… Отец!» Так, что тому состоянию, кое явственно и вельми, как-то болезненно, проявлял Крушец всполошились не только Димурги, но и Трясца-не-всипуха присутствующая при встрече.

– Крушец, малецык мой милый, успокойся… успокойся, моя бесценность, – не менее спешно зашептал в лоб девочки Перший, приткнув к нему свои уста. – Что ты… что, мой любезный? Все хорошо, ты рядом… подле… подле нас… Днесь надобно правильно себя вести, а иначе ты сызнова захвораешь… Умиротворись, прошу тебя.

Судя по всему, лучицу удалось успокоить, аль вернее сказать урезонить. И хотя оттого напряжения Лагода потеряла сознание, погодя, право молвить, придя в себя, при помощи мудрой Трясцы-не-всипухи. С тем, обаче, сама девочка перестала дрожать, шептать и дала возможность всем Димургам поздороваться с тем, что составляло ее естество. Всем Димургам, не только Вежды и Темряю, оные отбывали из Млечного Пути, не только Мору, каковой после встречи направился в дольнюю комнату, но и Першему, Стыню кои оставались в Галактики Дажбы, чтобы продолжить соперничество за дорогим, бесценным всем Зиждителям Крушецом.

Огнь прибыл в залу маковки в сопровождение Седми, оно как Расы, как и Димурги, и поколь не появившиеся в Млечном Пути Атефы, имели право по Законам Бытия прикоснуться пред началом соперничества к новой плоти. В зале ноне, как любил Перший, было достаточно сумрачно. Густые полотна серо-стальных облаков устилали плотно свод, они, похоже, наполняли хмарью и сами зеркальные стены. Объемно-расползшиеся облака-кресла стояли посередь помещения, они однозначно имели значительно низкий ослон, словно перетекли в достаточно долгое сидение. На одном из трех таковых кресел сидел Перший, подле него прохаживался взад-вперед Стынь. Вероятно Димурги пред приходом Расов о чем-то толковали… о чем-то, что сильно огорчило Стыня и виделось в его, точно метающихся движениях рук, в легкой зяби плывущего по лицу золотого сияния, недовольно вывернутых мясистых губах.

Войдя в залу через зеркальную стену первым, Огнь незамедлительно направился к креслу Першего, на ходу вельми по-теплому зыркнув на Стыня.

– Я пошел, – досада ноне ощущалась и в певучем басе младшего Димурга. – Принесу девочку.

Он, не мешкая, развернулся в сторону стены, из каковой теперь выступил Седми, да, торопко кивнув проходящему Огню, и вовсе стремительно покрыл расстояние меж собой и ней, несомненно, жаждая поскорей уйти из залы. Одначе, это ему не удалось, поелику его придержал за руку Седми, и нежно приобняв за шею, прикоснулся губами к очам.

– Малецык, давно не виделись, – мягко протянул Рас своим высоким, звонким тенором. – Так, рад тебе, моя драгость. Как себя чувствуешь?

– Здравствуй, Седми, все благополучно, – не менее трепетно отозвался Стынь целуя Раса в плечо прикрытое легкой материей красной рубахи.

Седми также, как и все Расы, был высоким, худым Богом, только в отличие от Огня не смотрелся изможденным, да и его бело-молочная кожа вельми ярко подсвечивалась золотым сиянием, общим признаком всех Зиждителей. У Седми очень красивым смотрелось, с прямыми границами и вроде квадратной линией челюстей, лицо. Пшеничные, прямые волосы, брада и усы, казались давеча коротко обстриженными. Вздернутый, с выпяченными ноздрями нос, говорил о нем как о своевольном Боге, а кораллово-красные губы с полной верхней и тонкой нижней явственно проступали, словно Седми прежде чем войти убрал с них все волоски. Замечательными смотрелись глаза Раса, со слегка приспущенными веками, по форме напоминающими треугольник, где радужки также имели вид треугольника, цвет каковых менялся от блекло-серого до мышастого. Порой радужная оболочка и вовсе становилась темно-мышастой, аль почти голубо-серой с синими брызгами по окоему, смотря по настроению Седми. Тонкие рдяные сандалии, красная рубаха, да серебристые шаровары были на Боге. А на голове Седми находился венец, в полной своей мощи и величие. Проходящая по лбу широкая мелко плетеная цепь, на которой, будто на пирамиде восседали такие же цепи, где, однако, каждое последующее звено было меньше в обхвате предыдущего, заканчивалось едва зримым овалом. Сияющий золото-огнистым светом венец, единожды перемещал по поверхности и вовсе рдяные капли искр. В левой мочке уха Бога ярко мерцали махими капельками бледно-синие сапфиры, усыпающие ее по всему окоему. Украшение оное Седми творил только, когда бывал у Димургов, тем самым символизируя свою общность с ними.

Стынь, еще раз, прикоснулся губами к плечу Седми, а тот ласково облобызал его висок и только после этого выпустил из объятий. Но, кажется, лишь затем, чтобы младший Димург мгновенно исчез в зеркальных стенах залы.

Седми с удивлением обозрел колыхание глади стен, ноне приобретших цвет серебра, и, сделав медлительный шаг вперед, молвил, вместо приветствия:

– Отец, что с малецыком Стынем? Отчего не остался с нами?