Продолжение следует - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Арбузова cтр.№ 2

3. Где живет Надежда

Я: Каждый охотник желает знать, где живет Надежда.

НАДЯ (парирует): Да кому я нафиг сдалась.

Я: Ты сдашься? как не так. Будешь защищаться до последней капли крови.

НАДЯ: Ни у кого подолгу не задерживаюсь. Бывает, сама уйду подобру-поздорову. Бывает, дадут чем-то подо что-то. Сейчас живу задарма у пенсионера Георгия, двухкомнатная хрущевка возле филевского парка. Квартира его покойной матери, свою роскошную отдал при разводе. Ему за шестьдесят, а далеко ли за шестьдесят – не говорит. По случайно оброненным фразам получается – здорово за шестьдесят. Человек-загадка. До сих пор запас валюты. Был шибко партийный, и сейчас еще шибко сознательный. У него какая-то болячка, гепатит «Це» или что. Так что мы врозь. Книжек у него навалом. Мне хорошо, а как ему – не знаю. В чужую шкуру не влезешь. Всё равно уходить придется. Нельзя его вечно поджаривать на медленном огне. Нечестно. Люди никогда не скажут правды по двум статьям: любовь и талант. Неравнодушен – не скажет, чтоб себя не унизить. Равнодушен – не скажет, чтоб меня не обидеть. То же самое с моими художествами. Хорошо – утаят из зависти. Плохо – утаят из жалости. Если спросишь напрямую – уклонятся от ответа. А внутренний слух не совпадает с внешним. Я своего голоса на диске не узнаю. Нужно ли кому то, что я делаю? это пропуск в тусовку или в бессмертье?

Я: Надя, мне тебя обманывать нет смысла. Это повод для твоего присутствия в богемной среде, а не путь к признанью потомками. Сейчас столько всего пишется, столько всего крутится, что и более талантливое затеряется. Интернет всё придавил. Прогресс информатики спровоцировал сход информационной лавины. Мы погребены.

НАДЯ: Значит, я не очень?

Я: Ты не очень. Этих «очень» очень мало.

НАДЯ: То-то и оно.

Я: Но будь ты даже очень – не факт, что ты прорвешься. Стоят мощные заслоны. Уже прорвавшиеся спихивают по-черному. На раскрутку нужны деньги. В писательской среде пышным цветом цветет сталинизм. Когда их кормили с руки, им жилось совсем неплохо: у чиновников союзписа – личные секретари, и у всех – литфонд с постоянными выплатами. Теперь выезжаем на подвижничестве. Спасибо, в застенок не волокут. И снова неясно, ради чего подвизаемся: чтоб найти друзей или чтоб внести вклад в великую русскую литературу. Скорей первое. А насчет второго, верней всего – вклад был бы невелик, и в любом случае он не состоится. Всё тонет в графомании.

НАДЯ: Ну, утешили.

4. У Георгия-победоносца

Сидит – сильный, мосластый, вблизи страшноватый, в одних тренировках, истертых на велосипеде. С велосипеда не слезает, вечно ерзает на нем своим неублаготворенным телом. Сказал бы прямо, что у него за болезнь – Надя через интернет нашла бы ему женщину с тем же диагнозом. Гепатит на гепатит. Герпес на герпес. Уселся смотреть футбол, прикрыв жилистыми руками зияющие на коленях дыры. Надя замочила в ванне всю его домашнюю одежду, сейчас режет капусту здесь же, на обеденном столе. Время от времени Георгий тычет в телевизор: нет, ты посмотри! Надя мычит, не подымая головы от деревянной дощечки, благо он сидит к ней спиной. У Георгия в шкафу классные прикиды от прошлых лет, а расхожие шмотки все расползаются. Он из той эпохи. Если допустит на мгновенье, что прошлое не право – тут же упадет замертво. По крайней мере, Надя так считает и безропотно выслушивает каждый день, какой был Ленин умница. Про себя же думает: Георгин! ты что, политкаторжанин? страдал за правду? молчи уж… сладкая жизнь у тебя была. Попробуй, олдмен, понять: все твои загранки, дубленки, видеомагнитофоны вперемежку с заседаниями, умолчаниями, единогласными голосованиями - сплошная мерзость. Кончен бал, потухли свечи. Что с возу упало, то пропало. Умей признать пораженье. Где наша не пропадала, а только наша была… татата татата татата, а только ваша взяла. Хотя бы так. Идеологические подпорки всё еще выдерживают твой атлетический вес. Выбить их – рухнешь. Не бойся, не стану. Надя усмехается в зеркало. Но в зеркале видит не себя. Молодую светловолосую коротко стриженную женщину с заносчиво поднятой головой. Элита брежневских времен. Остальные быдло, совки. Мы выездные, у нас всё фирма. А, это портрет отражается. Георгин когда-то писал. Надо же, партчиновник, пишущий маслом. Привозящий из-за бугра книги по искусству. Надя безо всяких церемоний переворачивает прислоненный к стенке портрет. Но отраженье остается – шевелится, движется, живет. Надя всегда видит немного больше, чем другие. Живет – и пусть живет. Надя показывает зеркалу язык и, не дождавшись ответной реакции, опускает голову. Яростно режет капусту. Портреты и зеркала наделены особой магией. Недаром мусульмане не любят даже фотографий. Смотреть себе же в лицо – неужто не страшно? Георгий окликает Надю через плечо: Женя! Почувствовал. Третье имя. Не много ли? Но он уж повернулся, как волк, всем туловищем. Прости, задремал.

Прошлое ходит рядом. В этом доме – особенно. Отраженье в зеркале моложе Нади. И красивей. И самоуверенней. Ты даже Георгину не нужна, неухоженная дворняжка. Человек всегда хочет больше того, на что имеет право. Не будь этой загвоздки, давно бы люди переженились. Все хотят улучшить породу за счет партнера. Чем слабее особь, тем уже у нее коридор, тем к меньшему числу партнеров ее тянет. И человек ищет вовсе несуразного неравенства. Компенсирует чем придется: деньгами, помощью в карьере, угодливостью до полной потери собственного достоинства. Так ему, человеку, и надо. Надя смахивает капусту с дощечки в миску. Рубишь капусту – руби. Настоящую капусту, не доллары. Этот сленг уже ушел. Сленги быстро вянут. Руби, не оглядывайся на призраки. И дерево руби по себе. А свой рост ты разве знаешь? не знаешь. За окном путаница ветвей, в голове путаница мыслей. Пятиэтажки жмутся под крыло давно выросших деревьев-шестидесятников на задворках станции метро «Филевский парк». Совсем рядом шумит хрущевская наземная линия. Воскресный вечер.

5.Отец – пастух своих овец

Всё-таки отец. Надо же, в чувашской деревне назвали Рудольфом. Надя усмехается в книжку своей короткой усмешкой. Подъезжаем, уже Железка. Бывшая Обираловка, именье Вронских по Льву Толстому. Обалденные поляны и опушки – благородство пейзажа. На копейку не довез. Встали и стоим. Что там, Анна Каренина под поезд бросилась? нет, просто зеленого не дают. Рудик-Пудик-воробей. Языкастый черт. В семидесятых какой-то фальшью женился на Галине. Устроился в Москве на стройку, родил Надежду. Я на него и похожа. Не лучший вариант. И тут является с-под города Алатыря его жена с двумя слабенькими ребятенками. Подженился, когда приезжал в отпуск из армии. И нигде это не было записано. И звать Венерой. И такая же некрасивая, как он. У Нади сложилось впечатленье – все чуваши такие. Он тут же признал приоритет Венеры и ушел с ней в рабочее общежитье. В восемьдесят пятом, под занавес, уже с четырьмя детьми получили квартиру в Железке. Фиг бы потом получили. До сих пор за обедом, забывшись, ставят миски на колени. В общежитье у них стола не было, и спали в два этажа. Слава КПСС, поехали! Надя идет со средней платформы по эстакаде в толчее, охваченная холодным ветром. Тянет шею, чтоб лишний раз взглянуть на поляны-опушки. Не видать, спрятались. А обратно поеду в темноте.