Не любо - не слушай - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Арбузова cтр.№ 16

Принцессу уводят в рабство. Почти окрепшая взрослая сила – дар Авдея Арефьича Пете – тут ничем не может помочь. Только хуже. Сорокапятилетний инженер и его девятнадцатилетняя жена отправляются не в Луганск – в Москву. Семейные портреты остаются у Софьи Владимировны вкупе с деньгами, чуть раньше за них заплаченными. То есть деньги уж розданы заимодавцам, просто портреты зять ей при отъезде вернул.

Холодный апрель без Анхен. Петя идет пешком из геодезического техникума. Бывает домой лишь по выходным, а так живет у тамошнего сторожа, он недоспасовский. Подождать – подвезут свои же. Деревня большая, тут бойкое место, общее оживленье в делах: разобрали и снова выходили несчастную барскую землю. Но Пете веселее в ходьбе – Авдей ссудил беспокойной силы. Деда уж нет в живых, у них это быстро делается. Дед подает бесчисленно много знаков присутствия. Вот пробился сквозь тучи и внуку как легкую руку луч положил на плечо.

У Анны Ильиной дочь в кроватке – Марина, и странные колыбельные мать Марине поет:

Там, в высоких теремах,

На железных на замках

Взаперти сидит одна

Мужа старого жена.

Караульщики кругом,

Сторожами полон дом.

Брови соболиные,

Речи соловьиные.

Брови и впрямь соболиные, а шубка из серой норки. Мужу всего сорок восемь – что, разве очень много? Смотрится в зеркало. На подзеркальнике две увядших розы в синем хрустале. У Анны две домработницы: кухарка Домна Антоновна и рыжая нянька Луша, убирают они вдвоем. Чтоб разогнать тоску, Анна Иванна учится у Домны Антонны готовить: блинчики с мясом, сырники, котлеты с тушеной морковью и суп жюльен – с зеленым горошком. Потихоньку посылает с оказией в Недоспасово сахар, какао, манку и сливочное масло. Денег ей в руки муж не дает. Анна занимает у прислуги чулки, что сама дарила, в ожиданье похода с мужем по магазинам – в центр. В короткой юбке и ботиках будет бежать на полшага позади Николая Степаныча к трамваю: у мужа на редкость размашистый шаг, при небольшом его росте. Луша любит Маришу, Домна Антоновна Анну, но время, сошедшее с рельсов, не любит их всех четырех. Дом на Ордынке набит чекистами и троцкистами – Анну с души воротит от любого мужского лица. Не в кого тут влюбиться, не обо что разбиться: в лифтовых шахтах сетки и во дворе кусты. Тебе уже двадцать два, неумная голова. Однажды посмотришь в зеркало – а это уже не ты. В зеркале отражается скупо поданная Москва: дом напротив и ясень, пожелтевший не до конца. Консерватория, театры… это где-то совсем не здесь. Лушенька, ну дай ей что тебе Бог на душу положит. Кашу так кашу. Кисель так кисель. Пробует перешить платье. Зачем – неизвестно. Домна Антонна кому-то открыла дверь. В зеркале отражается Петя – выросший, возмужавший, необычайно грязный и бесконечно свой. В Москве уже третий месяц. Как? почему не пришел? – Всё неопределенно… в институт еле взяли… геодезии и картографии… справка была, что работал год землемером, пока учился. Сейчас в общежитье. – Ступай скорей в ванную, а то возвратится муж. Возвратился… поговорить не успели. Ладно, хоть вымылся. За мытого двух немытых дают.

Разгулялась осень в мокрых долах. Мишка Охотин пошел домой из школы в смазных сапогах. Недоспасовские волки, существование коих кем-то признаётся, а иными оспаривается, ехидно воют в оврагах. Людьми они обычно брезгают, предпочитая на худой конец зайчика одиннадцатилетнему Мишке, сразу после уроков выкурившему здоровенную самокрутку – это мерзость перед лицом леса. Алеша находит другое объясненье неоспоримому факту Мишкиной неприкосновенности: обитатели Охотина хутора пользуются покровительством Авдея, по-прежнему присматривающему за дедовыми посадками. Ни один волос не упадет с Мишкиной головы, ни один волк не пойдет супротив Авдея: у них нынче сговор. Попробуй теперь сунься кто чужой – живо узнаете. У Алеши самого за пазухой охранная грамота: лист, вырванный Злодеем из «Цветника духовного». Злодей всё такой же – рыжий и наглый, хоть ему давно пора издохнуть, не понарошку, а взаправду. Видно, Авдеева несмертельность распространяется на него. А вот Софья Владимировна лежит с грелкой на животе: у неё приступ болей. Согнула ноги, натянув на них одеяло. Такая поза у Пети с Алешей звалась «сделать слоника». Названье давнишнее, и давнишние боли. Однако доктор Теплов обеспокоен – частично приехал, частично пришел посмотреть больную. Усталая тетя Шурочка подает ужин. Павел Игнатьич не делает вслух никаких назначений, лишь отмечает про себя: пациентка генетически нуждается в щадящем образе жизни. Алеша пристально смотрит на фитилек керосиновой лампы и видит: Петя целует щеки тети Анечки, а годовалая девочка шлепает его ладошкою по лицу.

В общежитье на кухне окно с переплетами, еще не забрезжило утро. Высокие потолки казенного старого зданья неясного назначенья. Наверху закрытая форточка – до нее не достать. У титана длинная очередь: чайники - как вереница слонов. Качаются на расшатанных ручках, склоняют узкие хоботы. Дует откуда-то, девушки поднимают плечи в бумазейных халатах. Худенькие их шеи перетекают в стриженые затылки. Тапочки – одинаковые, различной степени стоптанности – терпеливо переступают ближе к цели. Щуплые, не выспавшиеся, юноши молчаливы. Петя возвышается надо всеми на полголовы. Ему нипочем набитый трамвай, бредовая лекция по марксизму – его объемлет нездешняя легкость со вчерашнего дня.

Николай Степаныч держит коллекцию миниатюр под замком в секретере. Дамы в умильных буклях целуются в темноте с гусарами в эполетах. Относится как к валюте, хранимой про черный день. Девочка стала уже говорить: «Мама целует Петю». Анхен, гений обмана, тотчас целует куклу-петрушку и дочь заодно. Чужая душа потемки: прислуга не любит хозяина, а молодую барыню всегда берет под крыло.

Софья Владимировна скончалась в двадцать восьмом. Приезжала Анхен с красивым высоким Петей и двухлетней Маришей. Николай Степаныч в то время был в Конотопе по служебным делам: на заводе случилась авария. Сухонькая тень теперь появляется всякий день в аллее. Седые волосы собраны на макушке, в светло-карих глазах голубиная глубина, а губы – с кроткой усмешкой страданья. Ольга Самсонова раз с ней едва не столкнулось. Но привиденье, смутившись, свернуло под сень тополей. Алеша к слову спросил несмертельного: «Что это бабушка ходит, Авдей Арефьич?» - «А вот никак не сустренется с барином… больно его кончина нехороша была». Напрасно, значит, Иван Андреич храбрился: они, выходит, и душу могут убить.

А в Александровском саду такие тюльпаны! темно-розовые, стройные, как бокалы. Двоюродный племянник Петр Недоспасов держит Анхен под ручку. Она хороша в темно-розовом платье, помада палевая на губах, и жизнь вся в розовом свете. Вернулась домой – в доме обыск. Вредительство, заговор! на Николай Степаныча свалили аварию, которую он тогда, в дни похорон, устранял.

Прислуга ушла, Маришу отдали в ясли, Аннетт работает стенографисткой. Достала Пете из шкафа мужнины брюки, отогнула внизу – его истерлись до дыр. Отнять у узника не только жену, но и брюки… жизнь оскорбляет на каждом шагу. Нашли ключи, грустно смотрят вдвоем Николайстепанычевы миниатюры. Выпустили на свет розамунд в каштановых локонах , мужчин с грибоедовским коком на лбу. Петя давно не рисует: не до того. Плохо быть виноватым перед тем, кто страдает, а страданье находит и заурядных людей.