Последний бебрик - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Сергиевская cтр.№ 39

— Не понял! — воскликнул Май и потребовал: — Включите трансляцию!

— Зачем? — пискнули в ответ.

Май, вне себя от такой тупости, зло сказал:

— Я не понял, разве люди в зале — свои для Львовского? Разве он тут не случайный гость?!

— Вы адресуете эти причитания экрану?

Рука спящего в дальнем кресле дернулась. Он встал. Это был Василий Мандрыгин. Май в растерянности сел на стул.

— Значит, я с вами говорил?

— А вы думали, с экраном? С неживой материей? У вас мозговые спазмы.

— Я требую ясности! — не слушая, продолжил Май. — Если Львовский приперся сюда, чтобы прочитать свой опус, то почему он его не читает без всяких пошлых заигрываний с залом? Без воркования в микрофон, без дешевых ужимок?!

— Он иногда и «Барыню» пляшет. На малых сабантуях для избранных, — доверительно сообщил Василий. — Потому что они — сила. Реальная! Захотят — раздавят классика, сказнят на ногте. А захотят — в дело возьмут, озолотят на триста лет вперед.

— Столько не живут!

— Ой ли! А может, он в суперморозильнике проспит триста лет? Выспится, оттает и вперед! Живчиком, живчиком! Наука-то на службе у лучших людей! Пока же он триста лет в спячке, деньги нужны для поддержания славы: ну, там учреждение премии имени Львовского, статус музея для его дачи…

— Михал Михалыч Зощенко — никогда!.. Даже в мыслях!.. Даже в бреду!.. Никогда!.. — с нелепой яростью выкрикнул Май.

— Прошу это имя всуе не упоминать, — отрезал Василий.

Он подошел к Маю. Тот встал. Они удивленно рассматривали друг друга: оба были в одинаковых костюмах запорожцев. «Как братья», — подумал Май. «Как из одного детдома», — подумал Мандрыгин. Но одинаковость костюмов объяснялась тем, что сегодняшний вечер в «Звезде» должен был иметь — по задумке устроителей — украинский колорит. Вблизи глухо взрыднули скрипки, и кто-то похабно заблеял: «Зы-драс-твуй, ма-я Му-у-рка, зы-драс-твуй, да-ра-га-я…»

— Надул меня Остапчук, — жестко улыбнулся Мандрыгин. — Я санкционировал ваше убийство, а вы живы. Шельма эфиоп!

Он приблизился к Маю, и тот от безвыходности вскарабкался на стул, заслонившись бандурой, как щитом.

— Чего ты таскаешься за мной повсюду? Даже сюда пролез! Идиот в красных сапогах, — ржаво процедил Мандрыгин.

Май дрогнул и ответил, запинаясь:

— Вот… бандура… я принес… думал, надо…

— Душка! Бандуру принес! — едко умилился Василий. — А вырядился зачем?

— Я не хотел… это француз заставил…

— Ах, француз! — усмехнулся Мандрыгин.

— Я сейчас уйду, — оскорбленно заявил Май. — Но вы, оказывается… злой человек?!

— Я злой. Это ужа-а-сно! — прорыдал Василий и добавил презрительно: — А вы — утопист хренов. Ну, что у вас еще в запасе, какая стерильная идейка щекочет ваше воображение? Чур, не повторяться, губернаторства не предлагать!

— Да, я знаю, вас больше привлекают живые деньги, — ядовито заметил Май. — Вы даже на воровство способны! У вас оправдание — надо супергроб купить, чтобы там надежно обосноваться, как… в саркофаге. Хренов язычник!

Намек на воровство ничуть не задел Мандрыгина, зато обвинение в язычестве взбесило его. Он вырвал бандуру у Мая, замахнулся, но тот успел спрыгнуть со стула, выбежать из комнаты. Василий бросился следом и около лифта настиг обидчика, схватил за кушак. Но расправа не случилась — лифт помешал. Приехала кабина, грузно встала; из нее вытиснулась давешняя бабища в парче, теперь пьяная. Увидев Мая, она по-людоедски обрадовалась и сгребла его, прижав к голому животу. Нос Мая угодил прямо в вулканический пупок. Пытка сопровождалась криками бабищи:

— Гаденыш ты, гаденыш! Лаэрт Гамлетович жив-здоров, в бильярдной жару дает, а ты сказал: уби-и-и-ли?!

— Я про… Полониевича сказал! — сдавленно просипел Май, тщетно вырываясь из чугунных объятий.

— Убит Полониевич, убит, — сдерживая смех, подтвердил артист. — Я лично выносил тело. Причем неоднократно.

Бабища, не слушая, неистово тряхнула Мая за плечи; руки его взметнулись и упали, как у тряпичной куклы.

— Мадам, хотите, я его на дуэль вызову? — весело предложил Василий.

— Таким харю в кровь бьют! — рявкнула бабища.

— Можно и харю, — с готовностью согласился артист.

Бабища ослабила хватку: опьянение умеряло силы. Май отлип от ужасного живота и, пригнувшись, опрометью шастнул в открытую кабину лифта. За Маем влетел Мандрыгин, успев скорчить бабище гадкую гримасу повешенного. Кабина самовольно рванула вверх. «Мне вниз надо!» — прохрипел Май. Кабина вдруг зависла между этажами. Но не эта странная строптивость механизма удивила Мая, а ощущение тревожной, болезненной пустоты внутри себя. Он сел на корточки, обхватил колени и признался, угрюмо глядя в пол:

— Что-то мне нехорошо… и понять не могу почему…

— Это с голодухи, — сказал Мандрыгин, сел рядом и небрежно спросил: — Как понять ваши недавние слова, что я способен на воровство?

Май, не отвечая, заговорил о своем, тайном:

— Василий, вы верите в существование ангелов?

— Кого?! — насмешливо вскричал артист и сразу же деловито поинтересовался: — Доказательства предъявить можете? Хотя бы перья. Что вы глаза таращите? Перья из крыльев!

— Но у него не было крыльев, — растерялся Май.

— Врете, господин беллетрист, — осклабился Мандрыгин. — Все ангелы с крыльями.

— Вы-то откуда знаете? — огрызнулся Май.

— Я-то — не знаю, но верю авторитетным людям — фра Анджелико, например. Вы считаете, ему я должен верить меньше, чем вам? — оскорбительно засмеялся Мандрыгин.

— Ваш тон меня бесит. Жалею, что начал этот разговор, — гордо сказал Май.

— Отчего же? Я готов побеседовать об ангелах, тем более что лифт застрял.

— Молчите! — взмолился Май, предполагая, что невидимый Анаэль может услышать игривую похабщину, распространенную в подобных разговорах между образованцами. — Молчите, ради Бога!

— Ради ко-го?! — гадко пропищал артист. — Не смешите. Какой-нибудь старичок монах всю жизнь молится, постится, вериги носит и Богу наплевать на святого человека, а меня, фальшивого козака, гнуса отпетого — услышит и… обидится! Абсурд. — Мандрыгин вдруг завыл по-волчьи: — У-у-у! Свя-я-ты-ый Бо-о-же, свя-ты-ый кре-е-епкий, свя-ты-ый бессме-ерт-ны-ый, слы-шишь? Те-бя не-е-ту-у! Ты — но-о-о-ль! Пус-то-о-о-е ме-е-с-то! Убе-ей ме-ня, если не так!..

Он затих, весело глядя на Мая. Тот с тяжелым злорадством представлял гнев Божий — пламенную молнию, раскалывающую кабину лифта. Но ничего не случилось.

— Пшик! — подмигнул Мандрыгин. — Не нужны мы Богу вашему. Наш мир для него — вертеп, забытый яшик, полный хлама. Вот ангелы, те иногда шуруют в ящике — они любопытны, как кошки.