Дублинеска - читать онлайн книгу. Автор: Энрике Вила-Матас cтр.№ 41

Что растут из настоящего времени и места

Над влажной зеленой травой.

Это не пейзаж, исполненный сноходящей

Поэзии,

И моря. Это, отец мой или, быть может,

Кто-то похожий, кто-то отцовской породы: земля

И море, и воздух.

Там, где залив глубже всего вдается в берег, видны слегка размытые очертания Дублина. Проходит девушка с портативным приемником, из приемника доносится «This Boy» в исполнении «Битлз». Эта музыка вызывает у него внезапный приступ ностальгии по временам, когда он сам был близок к «отцовской породе». Он уже немолод и не знает, в состоянии ли вынести столько красоты зараз. Снова смотрит в море. Делает несколько шагов и тут же понимает, что лучше оставаться на месте – он ослеп от слез, и если продолжит двигаться вперед, скорее всего он просто свалится. Ему хочется сохранить свое волнение в тайне. Об этом нельзя говорить. Да и как рассказать друзьям, что он только что влюбился в Ирландское море?

Теперь это моя страна, думает он.

Он ушел с головой в свои переживания, так что Рикардо приходится его встряхнуть.

– Куда дальше? – спрашивает его друг, обдавая его дымом неизменной «Пэлл Мэлл».

Риба смотрит на Рикардо. На его цветастую гавайку. Как нелепо он выглядит. Представляет себе Рикардо в гавайке в гостях у Остеров.

Раньше, когда Риба еще выпивал, он не делал различия между сильными и слабыми чувствами, между друзьями и врагами. Но ясность мыслей последних лет потихоньку вернула ему способность досадовать. Впрочем, и умиляться тоже. Оттого Ирландское море – он воображает, как над ним сейчас сбиваются в кучу пепельные грозовые облака, окаймленные серебром, – кажется ему наивысшим воплощением красоты, ярчайшим проявлением того, что так давно исчезло из его жизни, и что он – ведь никогда не поздно, – внезапно встретил словно бы в разгар ужасной грозы и с чувством, будто жизнь его катится к полному упадку, когда он вдруг увидел перед собой ни с чем не сравнимую пепельную красоту, окаймленную серебром, и море, которое он не забудет, покуда память не угаснет.

Он вспоминает слова Леопарди, уже несколько лет сопровождающие его. Возможно, говорил поэт, небо не столь приятно взгляду, как земля и поля, потому что небо монотонно, непохоже на нас, несвойственно нам, не близко и не принадлежит нам… В то же время вид Ирландского моря растрогал Рибу именно тем, что это море ему не близко, не принадлежит его миру, даже странно немного, и от этого вида, столь отличного от всей его вселенной, все внутри Рибы перевернулось, взволновалось, и он ощутил себя трепещущим заложником чужого моря.

Темы: одна тривиальней другой. Например, ужасный голод овладел вдруг всей группой, и теперь они отчаянно мечутся в поисках места, где бы пообедать.

Риба думает о теме голода – своего собственного голода, отдельного от остальных, – и вспоминает, как, читая в издательстве рукописи романов, он замечал, что частенько, словно это было общее правило, некоторые не стоящие внимания темы всплывали на поверхность сюжета, как будто тоже имели право на некоторое к себе уважение. Он вспоминает, что чем дальше он углублялся в эти истории, тем отчетливей видел, как их центр постепенно сдвигается от одной важной темы к другой, отчего повествование надолго теряет устойчивость. И не только это: вскоре на поверхности этих историй оставались лишь тени, отбрасываемые некоторыми гранями, то есть остатки наименее трансцендентных тем: например, истерическая потребность найти ресторан, как это происходит в этот самый момент, когда он чувствует, что у него вот-вот сдадут нервы от голода и от совершенно вымотавшей его пешей прогулки.

И в тот самый момент, когда вся жизнь Рибы сосредоточилась в Ирландском море, возникли, смею надеяться, особые обстоятельства, когда в повествовании – это если предположить, что кому-нибудь придет в голову мысль повествовать о том, что происходит в этот момент, когда на самом деле именно сейчас не происходит ровным счетом ничего, – тема сольется с действием в единое целое, во что-то, что можно будет с легкостью изложить, не углубляясь в долгие размышления по поводу, ну, разве только кому-нибудь захочется высказаться о легендарном голоде, который с незапамятных времен движет людьми.

Действие и тема: необходимость как можно быстрее отыскать ресторан.

Покуда они рыщут в поисках места с видом на море, где можно поесть, Риба спрашивает себя, не сговорились ли его приятели оставить его вовсе без Дублина. Потому что с самого его прилета они только и делают, что кружат возле города, не въезжая в него. Впрочем, он не может пожаловаться, именно благодаря этому странному кружению состоялась его встреча с незабываемой ледяной красотой здешнего печального берега. Но ему по-прежнему не по себе, оттого что он до сих пор не ощутил под ногами дублинскую землю.

– В город поедем позже, – говорит Нетски, словно прочитав его мысли.

В последнее время Нетски вызывает у него некое чувство, похожее на страх. Занятно, с какой легкостью и быстротой меняются наши представления о других. Теперь Рибе кажется, что у Нетски есть и зловещая сторона. Он и говорит, и держится совсем не так, как ожидаешь от человека, которого воображал себе едва ли не ангелом-хранителем. Временами он ведет себя просто бесцеремонно, просто удивительно, насколько лучше он казался раньше. А может, Нетски и не виноват. Может, разочарование Рибы вызвано тем, что он сам мог бы давным-давно увидеть: в Нетски нет ничего от ангела-хранителя, он просто юный себялюбец, и в натуре у него есть что-то слегка бесовское. И было бы куда лучше, если бы Риба не начал его идеализировать. Юный Нетски не только не связан никакими родственными узами с его собственным духом-покровителем, он и ему самому не может быть тем дополнительным отцом, которого Риба так надеялся в нем найти. Потому что в Нетски нет ровным счетом ничего родительского. Было огромной ошибкой со стороны Рибы думать, что он может обзавестись дополнительным отцом. Что же, уже только ради этого стоило затевать эту авантюрю – чтобы понять, что его нью-йоркский друг не отец-защитник и вовсе никакой не ангел, а, напротив, существо обычное и довольно тщеславное. Он рисуется, даже когда речь идет, например, о том, чем они займутся завтра с утра, и становится совершенно несносным, когда с усталым видом вещает о Блуме и Джойсе и обращается с остальными, словно все они – полные невежды во всем, что касается Блумсдэя. Он выглядит просто заносчивым дураком, когда на безупречном английском поет «Девушки из Аугрима», ирландскую балладу из фильма «Мертвые» Джона Хьюстона. Он поет отлично, но без души, и вдребезги разбивает очарование мелодии, такой волнующей в фильме.

– Кто это, интересно, решает, когда мы поедем в Дублин? – бунтует Риба.

– Тот, кто командует парадом, и, насколько я знаю, это пока не ты, – отвечает Нетски неожиданно грубо, как если бы прочитал недавние недобрые мысли Рибы о себе.

В ресторане «Globe», где они обедают, за столиком им прислуживает блестящий испанец из Саморы, невыносимый в своей безупречной синей форменной курточке и с безупречным английским, таким идеальным, что поначалу никому и в голову не приходит, что он не из Хоута и тем более что он вообще не ирландец. Когда ошибка вскрывается, Риба мстит за нее на свой лад: