Глаза Писаренко быстро заскользили по строчкам:
«В моче и крови этиловый спирт не обнаружен. При исследовании стенки желудка и почки от трупа Поляковой Е. А. не обнаружены: производные барбитуровой кислоты, 1,4-бензодиазепина, фенотиазина, имизин, кокаин, атропин, димедрол, морфин, кодеин. В желчи и моче производные 1,4-бензодиазепина, морфин и кодеин не найдены».
– Может, нас следователь сориентирует, что именно искать? – расстроенно поинтересовалась лаборантка.
Наталья хмыкнула:
– Сориентирует он, как же. Если я правильно соотношу фамилию на направлении трупа Поляковой на экспертизу с конкретным парнем, то такой догонит и еще раз сориентирует! Впрочем, это уже не мои проблемы. В своем диагнозе я уверена. Отравление. Упрусь и буду стоять рогом. А то, что яд не удалось установить, – это уже не моя проблема. Пусть сам ищет!
Сотовый телефон, оставленный в кабинете на столе, разрывался.
«Леня!» – обрадовалась Наталья, предвкушая облегчающий душу поток жалоб на коварного начотдела.
Однако номер, высветившийся на экранчике, был незнаком.
– Здравствуйте, меня зовут Лика Вронская, – зазвенел тонкий голосок. – Я от Седова, по поводу Лены Поляковой. Она моей подругой была, я пыталась выяснить, что случилось, а Володя сказал, что следователь, который этим делом занимается, не очень старательный.
– Да козел он, – буркнула Наталья, включая электрический чайник. – Что от меня надо-то?
– Подъехать, если можно. Мне важно узнать, что случилось с Леной.
– Девушка, некогда мне с вами разговоры разговаривать. Пусть Володя меня прямо сейчас наберет и подтвердит, что вы – действительно его подруга. А потом вы мне позвоните, я вам по телефону все скажу. Тем более что говорить там особо нечего…
Глава 7
Яхта «Джоникал»; Париж, август 1997 года
…Мои дорогие любимые мальчики, мои сладкие детки. Какие вы уже большие! Я смотрю на высокого Вильяма (у тебя мои глаза и губы, милый, ты такой красивый!), на озорного рыжеволосого Гарри (ты настоящий Спенсер, неунывающий и энергичный) и иногда даже не верю, что совсем недавно я держала вас на руках и кормила грудью. Мои мальчики, как я люблю вас! Мне очень хочется, чтобы у вас было все только самое лучшее. А еще я всегда мечтала, что вы вырастете живыми, отзывчивыми, умеющими чувствовать чужую боль. Мечтала, что вы не будете похожи на своего отца и всю его семейку. Видит Бог, поэтому я меняла ваших нянь, как перчатки, едва мне казалось, что я смогу найти девушку, еще лучше исполняющую свои обязанности. Я бы хотела провести с вами все ваше детство, милые мои. Как быстро вы меняетесь, я смотрела на ваши крохотные ручки и ножки и понимала, что уже скоро они станут больше, но пока вы маленькие крошки, и как же ценны эти счастливые мгновения вместе. Увы, я не могла быть с вами постоянно. Я вошла в королевскую семью, грезя только о любви, а получила холодного равнодушного мужа и кучу обязанностей. Нельзя было отказаться от всех этих визитов и приемов, мое мнение и мои желания никогда никого не интересовали. Вот почему свои первые улыбки, шаги, шалости вы, мои дети, дарили няням. Я пыталась брать вас во все наши с Чарльзом поездки. Только очень быстро принца стали нервировать ваши пеленки и бутылочки. Мне так жаль… Знаете, мальчики, я очень любила вашего отца. И когда вы появились на свет, я, наверное, стала любить его еще больше. Мне так хотелось, чтобы у нас была семья, самая настоящая, дружная, живущая в искренней любви. Простите, милые, что у меня ничего не получилось. Видит Бог, я старалась, делала все, что могла. Но – не вышло…
Я думаю, разрыв с вашим отцом начался со злополучной книги Мортона. Мне было очень хорошо, когда я над ней работала. Я изливала свою боль, честно и откровенно говорила обо всем, что наболело в моей душе. Но, когда книга вышла, случилась катастрофа. Королева, принц Филипп и Чарльз в конце концов все узнали. И разразился скандал. Пока журналисты перемывали нам косточки, свекровь со мной демонстративно не разговаривала, принц Уэльский утешался с Камиллой, а я опять лила слезы. Я чувствовала, Чарльз что-то задумал, но даже не предполагала, насколько изощренной будет его месть. Он дал огромное интервью для программы – даже нет, для целого фильма про себя, любимого. И в нем заявил, что наш брак был ошибкой и что он никогда меня не любил. Выждав полгода – королева пыталась делать хорошую мину при плохой игре, а я все еще наивно мечтала наладить отношения с вашим отцом, – нас заставили сделать официальное заявление о том, что принц и принцесса Уэльские расстаются, но не разводятся юридически, продолжают вместе воспитывать детей и исполнять свои официальные обязанности. Я была как в дурном сне, мои бедные дети. Я пыталась не сойти с ума. И тогда началась моя связь с Джеймсом Гилби. Забавно, много лет назад он отверг меня. Теперь же мне просто требовался хоть кто-нибудь, в чьих объятиях можно забыться. Один из наших телефонных разговоров был тайно записан и попал в газеты. Мне было наплевать, что подумает королевская семья. Но я сходила с ума, понимая, что рано или поздно вы, мои дети, все узнаете и вам будет больно. Я пыталась защитить вас. А вот ваш отец… В газетах еще не успели обсудить мои похождения, как таблоиды напечатали новый разговор – вашего отца и Камиллы. О, я опять оказалась наивной девочкой в сравнении с ним! Представляете, Чарльз говорил, что хотел бы быть тампаксом, который Камилла медленно ввинчивает в свое тело. Какая мерзость! Ваш отец казался мне чудовищем, средоточием всех пороков, какие только существуют на свете. При этом, как ни странно, я продолжала его любить и отчаянно ревновала. Я решила, что он имеет виды на вашу новую няню. Почему он все время не расставался с ней, брал ее с собой во все поездки?! Ведь вы были уже не настолько маленькими, чтобы вам в принципе требовалась няня! В каком-то бреду я подошла к той девушке и, не сдержавшись, вдруг закричала, что все знаю, зачем-то приплела, что она делала аборт от Чарльза. Почему я так сказала? Понятия не имею. Во мне накопилось столько боли, что я просто не могла себя контролировать. Девчонка была не такой простушкой, как казалось, принесла справку от доктора, потребовав от меня официальных извинений, дала пару интервью журналистам. И терпение королевы лопнуло. Она заявила, что нам с Чарльзом надо разойтись, так как наши вечные скандалы дискредитируют монархию. Мальчики, ей было все равно, что вы будете расти в неполной семье. Главное – монархия…
Господи, Господи, как я хотела даже тогда, в аду 1995 года, сохранить семью. Я слишком хорошо помнила, какую боль мне причинил развод моих родителей, я всегда мечтала о том, что со мной такого никогда не случится.
Простите меня, мои дорогие дети.
Я очень хотела сделать вас счастливыми.
Я этого хотела больше всего на свете. Только ничего у меня не вышло…
Конечно, я предполагала, что после развода всем нам будет сложно. У меня разрывалось сердце, когда я забирала вещи из Хайгроува. Я быстро вспомнила о том, что такое деньги и что их надо считать. У королевской семьи ведь денег нет. Просто все их желания удовлетворяются еще до того, как они возникают, а вся эта пресловутая экономия – просто очередной спектакль для прессы. Вроде бы после развода мне выделили приличное содержание, но очень скоро я поняла, что мне может просто его не хватить, я привыкла надевать лучшие платья, пользоваться услугами стилистов и парикмахеров, менять автомобили. Я, сгорая от стыда, потребовала, чтобы мне принесли распечатку всех телефонных звонков из Кенсингтонского дворца. Оказалось, слуги вовсю пользовались телефонами, счета выставлялись огромные. Я была вынуждена заставить их оплачивать свои разговоры. Как же это тяжело и унизительно! Впрочем, что такое деньги в сравнении с тем, что мне пришлось пережить потом. Помните, как мы пошли в кино, на «Парк Юрского периода»? Я знаю, вы слышали вопли репортеров: «Диана, ты – жалкая шлюха! Повернись к нам! Что, тебе стыдно смотреть людям в глаза?!» Конечно же, я разрыдалась, журналисты получили то, что хотели…