– Давайте мне тот минимум, который я обязана знать. Лучше в виде брошюры. И разойдемся.
С Аней она больше никогда не встречалась. И для нее так и осталось загадкой, хотела сестра ей помочь или хотела ее убить, зная, что только что инициированной Светлой девчонке самостоятельно не продержаться в Сумраке и нескольких минут. И эта потаенная боль занозой сидела в сердце, пока однажды Настя позорно не разревелась на плече у Никиты Сурнина и, утирая нос тыльной стороной ладони и всхлипывая, не выболтала едва знакомому парню все, о чем молчала несколько лет, и все, что за это время пережила и передумала. И тогда он ее в первый раз поцеловал. С тех пор у Насти появился пунктик по поводу обязательного наличия в дамской сумочке носовых платков и надежда на счастье…
Стр:
Глава 1
В день перед отъездом Настя увезла Каську маме. Избалованный кот изображал глубочайшее страдание и презрение к хозяйке, которая бесцеремонно затолкала его в переноску и протащила через всю Москву. На душе и так было неспокойно, а тут еще эта скотина, разлив печаль в глазах, распушила хвост и гордо удалилась от миски в противоположную сторону.
– Ничего, привыкнет, – сказала мама, – есть захочет – придет. Кис-кис, Касенька…
Кот Корсар чутко развернул ухо, спрыгнул с дивана, на котором ему великодушно разложили любимую подстилку, и улегся на полу в дальнем углу комнаты.
– Скотина! – констатировала Настя.
– Так вы с Ларисой вдвоем едете?
– Да, мама. Я же тебе по телефону все рассказала.
– А почему не с Никитой?
– Его с работы не отпустили.
– У него такая работа, что…
– Мама!
– Нет-нет, я, конечно, ничего не…
– Вот и не надо.
– А тебя как с работы отпустили?
– Да легко! У меня дни от отпуска оставались, я еще две недели назад все оформила.
– Настя, вы прогноз погоды посмотрели?
– Да, мама.
– А турфирму проверили? Можно ведь в Интернете отзывы почитать…
– Мы почитали.
– А на сколько дней?
– На семь. Мама, мы только что обо всем этом говорили! У меня есть скайп и телефон, я беру с собой планшет, мне еще надо собраться. Можно я уже пойду?
– Да конечно, беги, беги, я тебя не задерживаю. И за Каську не волнуйся. В прошлый раз он у меня быстро капризничать перестал… Настя!
Мама высунулась в приоткрытую дверь квартиры, когда Настя заходила в лифт.
– Что? – вздохнула Настя, придержав створку рукой.
– Вы там осторожнее… И паспорта не забудьте!
– Ладно, возьмем, – пообещала Настя, и створки лифта захлопнулись. «Надо было соврать, что с Никитой едем», – запоздало покаялась она.
С мамой у Насти были весьма запутанные отношения отнюдь не потому, что Иные рано или поздно отдаляются от родителей. Это время еще не пришло. Насте недавно исполнилось тридцать, и она могла позволить себе спокойно жить среди людей, не используя заклинаний «личины» во время встреч с родными и не прибегая к ухищрениям с документами.
Когда родители разошлись, мама записала ее в спортивную школу, чтобы ребенок не болтался один целыми днями. И все детство мать ничуть не волновалась по поводу Настиных поездок, а только облегченно вздыхала, отправляя дочку на очередные спортивные сборы, и начинала с удвоенным энтузиазмом устраивать личную жизнь. В результате у Насти появился брат, которого она не особенно любила. Мальчик еще в школе выиграл все шахматные турниры и математические Олимпиады, какие нашел, и по окончании одиннадцатого класса уехал учиться к отцу в Европу. Тут мама вдруг осознала, что старость не за горами, мужчины как-то постепенно теряют к ней интерес, а дети не горят желанием делиться с ней своим теплом, радостями и заботами. Женщина схватилась за голову и бросилась изливать на дочь, оказавшуюся поблизости, запоздалую и неумелую материнскую любовь. Вот если бы это произошло, когда Настя в полном одиночестве оказалась на призрачной границе между миром Иных, который отвергла, и миром людей, к которому изначально не принадлежала…
Сейчас в отношениях с матерью Настя честно копировала поведение большинства своих знакомых.
– Осторожно. Двери закрываются. Следующая станция «Тургеневская».
– Ай! Нет! «Третьяковская»! – шепотом возразила Настя непреклонному дикторскому голосу, покачала головой и тихонько рассмеялась.
Как говорила одна ее знакомая, нет на свете ни одного москвича и гостя столицы, который хотя бы раз не уехал с «Китай-города» не в ту сторону. Настя пожала плечами, призналась себе, что ей совсем не хочется возвращаться в пустую квартиру и после идиотского разговора с Никитой думать там всякие невеселые думы, откинулась на спинку, и гудящий поезд понес ее дальше, к станции «ВДНХ».
«ВДНХ» она любила. До этой станции было рукой подать от «Олимпийского», где она занималась, и обиженная на судьбу, на себя и на соперников маленькая Настя Карасева уезжала сюда рыдать после проигранных стартов. Сначала она, выйдя из метро, жаловалась уносящейся с постамента ввысь ракете. Потом проходила на территорию выставочного центра и рассказывала о своей нелегкой доле каждой из шестнадцати девушек фонтана «Дружба народов», обходя его по кругу. Излив им душу и мысленно высказав все, что она думает об этих проклятых сотых секунды, она дотемна бродила между пустующими павильонами или покупала себе целую гору запретных жирных пончиков.
Настя вышла из метро и набрала Никиту. Телефон был недоступен. Настя оглянулась по сторонам, не подсматривает ли кто, грустно улыбнулась и подняла глаза.
«А вдруг что-нибудь случилось? – серьезно спросила она у ракеты. – Почему он не отвечает? Может, мне не ехать?» Ракета уносилась ввысь, взрывая постамент. Ей было не до Настиных проблем.
Шестнадцать бронзовых дев у неработающего фонтана смотрели на Настю свысока. Закончился сезон блеска водяных струй, позолоченным красавицам не хватало внимания, лета и солнца, и, несмотря на надменный вид, они были глубоко несчастны, в одиночестве провожая пасмурный осенний день. Настя сочувственно кивнула старым знакомым и перешла сразу к пончикам.
На газоне за окнами кафе какие-то парни разбирали реквизит. Командовала невысокая девушка с гладко зачесанными волосами, скрученными на затылке в тугую улитку. Она стояла в середине с двумя обугленными железными веерами в руках. Повинуясь движению металлических спиц, собранных на полукруглой рукоятке, двое ребят встали справа и слева от нее, ловко крутя в руках парные шесты. А третий – совсем мальчишка, коротко стриженный и подвижный, как живая пружинка, сделал цирковое сальто, не выпуская из рук вращающиеся мячики на веревках.
Всем четверым что-то не понравилось, они заспорили, один парень взял в руки жонглерскую булаву, второй вытащил из брошенной на землю сумки настоящий полуметровый факел с серебряной рукояткой и цветной отделкой и, указывая на незажженный фитиль, принялся что-то горячо доказывать девушке, стоявшей в центре композиции.