Сыграй мне смерть по нотам... - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Гончаренко cтр.№ 83

— Тайна, конечно. Но я вам её открою, потому что она совсем неинтересная. Андрей Андреевич заявил, что он к убийствам Витю не подстрекал. Почему все убийства пошли на пользу именно ему, не ведает. Стечение обстоятельств, и всё тут! Вывернулся.

— А Витя что говорит?

— Витя пережил потрясение, когда узнал, что его пациенты им убиты. Его состояние резко ухудшилось. Так что он ещё одна жертва этой скверной истории.

— А лекарства он откуда брал? — спросила Вера Герасимовна.

— Это самое загадочное. Медикаменты подобраны с умом: для стариков сильные препараты, стимулирующие сердечную деятельность, а для Шелегина — инсулин, который вводили день за днём, что и привело в конце концов к коме. Бедный итальянец оказался на волосок от смерти. Витя в тот вечер сказал мне, что медикаменты доставал Смирнов. Но подтвердить это он сейчас не может. Он теперь вообще теперь не говорит ни слова и отказывается с кем бы то ни было общаться.

— Бедняга! — воскликнула Настя. — Но ведь в тот вечер к Шелегиным прибыла опергруппа. Она должна была обнаружить ампулу из-под инсулина — ту, что использовал Витя! И по ней попробовать узнать, откуда лекарство.

Самоваров улыбнулся:

— Да, была такая ампула, только её Андрей Андреевич Смирнов тщательно, в пыль, растоптал. Теперь установить, где и кто её приобрёл, вряд ли возможно. А сам Андрей Андреевич лежит в стационаре на Луначарского — у него в психике нашли необратимые отклонения. Алла Леонидовна очень его опекает. Если дело дойдёт до обвинения в убийстве, то Смирнов готов для института Сербского. Всё зыбко, уводит в дебри психиатрии и кончится, судя по всему, ничем. В юридическом смысле.

Вера Герасимовна продолжала настаивать на своём:

— Никогда вы меня не убедите, что Кихтянина не при чём. Недаром у неё взгляд Медузы Горгоны! Я много слышала о том, как психологи и гипнотизёры порабощают волю людей. Может, Кихтянина поработила волю Смирнова?

— Зачем? — удивилась Настя. — Ей не было никакой выгоды от смерти Тверитина, Щепина или Шелегина. Она даже не знала, что Смирнов «Простые песни» украл!

Самоваров покачал головой:

— Тут всё сложнее. Алла Леонидовна — продвинутая и цивилизованная женщина. Она ярая сторонница эвтаназии. Возможно, своими рассуждениями она и заронила в светлую голову Андрея Андреевича некие тёмные мысли. Не думаю, что она учила его травить стариков. Однако когда я пожаловался её на зажившегося инвалида, она собралась свести меня всё с тем же Витей. Мне до сих пор от этого не по себе. Что бы они сделали?

— На тот свет бы отправили! — фыркнула Вера Герасимовна.

— Не будем гадать, — повторил Самоваров. — Но Андрей Андреевич внушаем, как дитя, и подпал под обаяние Кихтяниной. Из бесед с нею он сделал простой вывод (а он очень любит, чтоб всё просто было!) — нет ничего плохого в том, чтобы добить тяжело больного человека. Или старого, или ненужного, отжившего. Для человека-овоща это даже благо — помер, и не болит ничего. Один лишь укол! Или несколько уколов. Этого у нас многие не понимают — не доросли. Не Европа! Посадить могут за такую любовь к ближнему. Поэтому эвтаназию выполняет человек тоже больной, умственно неполноценный. Он не несёт за содеянное никакой юридической ответственности. Всем хорошо! Милосердие торжествует.

— Но ведь Тверитина Смирнов убрал не из милосердия, а из-за денег! — негодующе напомнила Вера Герасимовна.

— Это стечение обстоятельств. Если бы не обстоятельства, Андрей Андреевич никого убивать бы и не подумал! Он очень милый и добрый. Однако скандал с подложным авторством стал неминуем. Андрей Андреевич моложав не только лицом, но и умом. Он решает от беды сбежать. Куда? В тайгу? Нет, удобнее в Нидерланды. А туда не сунешься без хороших денег. Кое-что у нашего деятеля искусств имеется, но мало. И есть завещание Тверитина. Оно составлено два года назад. Я верю, что детский вокальный центр тогда замышлялся искренне.

— А я не верю, — вставила Вера Герасимовна.

— Но Андрею Андреевичу стало не до центра, — продолжил Самоваров. — Ему срочно нужны деньги. Поэтому одряхлевший, творчески бесплодный и уставший от жизни Матвей Степанович уходит с помощью Вити в мир иной. Выглядит это всё как естественная смерть. Действительно, никто ничего не заподозрил! Андрей Андреевич рыдал над гробом своего старшего щедрого друга, а особняк покойного он собрался запродать банку.

— Но тут появился Щепин-Ростовский? — предположила Настя.

— Да! Собственно, знакомы они давно, Андрей Андреевич даже статуэтку какую-то у Щепина приобрёл. После смерти Тверитина анималист вдруг начал каждому встречному и поперечному болтать, что его бедный друг помер от каких-то ненужных укольчиков. Я сам это от него слышал. Наверняка и Андрей Андреевич слышал то же самое. И испугался. Пугается же наш общий друг изо всех сил, до рвоты. Щепин показался ему опасным — потому умер скоропостижно, вовремя и вроде бы тоже естественно. Опять всё шито-крыто!

— Ты один почувствовал, что здесь что-то неладно, — вставила Настя.

— Я почувствовал это позже, когда уже Стас за дело взялся, — скромно поправил её Самоваров. — Пугливый и нежный Андрей Андреевич, я думаю, избегал присутствовать при умерщвлениях. И он недооценил нездоровья Вити. Он не предусмотрел, что тот, скажем, может с собой притащить в мастерскую Тормозова, а потом устроить генеральную уборку. Витя же не терпит нечистоты и беспорядка. Он прибрался и у Тверитина, и у Щепина, причём настолько похожим образом, что это бросилось в глаза участковому. Так началось расследование.

Настя брезгливо поёжилась:

— Кто чисто прибирался, так этот твой Андрей Андреевич! Деньги прикарманил, свидетеля убрал — да ещё хотел извести автора так называемых своих произведений! Последнее, по-моему, просто глупо. Если постараться, можно доказать авторство и покойного Шелегина.

— Как сказать! — с сомнением сказал Самоваров. — Если бы Шелегин скончался, нечего было бы предъявить, кроме утверждений двух упрямых детей, Даши и Вагнера. А время, которое всё лечит… Как-то бы всё образовалось. Думаю, Андрей Андреевич именно на это надеялся. Человек он легкомысленный, и злодейства у него легкомысленные. Портили ему настроение некоторые обстоятельства, вот он их и поправлял, как мог.

— Пусть теперь прячется всю жизнь в психушке! — злорадно сказала Вера Герасимовна. — Ничего он не поправил, всё прахом пошло. Я, правда, слышала, что «Чистые ключи» всё-таки укатили в Голландию на гастроли — под руководством жены этого негодяя и той рыжей девицы, которую Настенька рисовала.

— Да, в этих леди оказалось достаточно железа, — подтвердила Настя. — Они по-прежнему подруги. Только вряд ли у них хватит очарования и авторитета, чтоб держать те рекорды по надоям со спонсоров, каких добивался Смирнов.

— А ещё надо уметь выдавать почтенных матрон за третьеклассниц, — подсказал Самоваров.

— Ты знаешь, ведь Полина предложила Даше Шелегиной петь в «Ключах», — сообщила Настя. — Что делать, она не знает — хор-то отличный. Ей так хочется петь «Простые песни», которые про неё — помнишь DADA? А отца её завтра выписывают из больницы. Диабета у него нет, сахар в крови восстановили. Боялись только, что сердце не выдержит, но обошлось. Теперь, наверное, ему удастся дописать тот квартет, что мы хотели на видео снимать. И концерт в Вене состоится! Ирина Александровна все бумаги оформила. Только всё равно она целыми днями сидит в психушке на Луначарского. Со Смирновым.