Сыграй мне смерть по нотам... - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Гончаренко cтр.№ 38

Забыть не получилось. Проходя через аванзал, Самоваров снова увидел там Смирнова. За той же бронзовой Венерой Каллипигой, где Андрей Андреевич ещё недавно сулил Ирине Шелегиной счастье, он теперь целовался с рыжей Анной. Самоваров сразу узнал нахалку по её весёлым оранжевым хвостикам. Поцелуи были жарки: Анна обхватила шею дирижёра мускулистыми недетскими руками, а Андрей Андреевич поглаживал и страстно мял её коротенькую юбочку. Самоваров сконфузился. Торопливо, как только мог, он проследовал своей дорогой и нарочно отвернулся от Каллипиги. Но он был уверен, что в эту минуту Смирнов смотрел на него краем сладострастно полуприкрытого глаза.

Он не ошибся: Андрей Андреевич скоро его нагнал, отирая лицо клетчатым платком.

— Добрый день! Как вы вчера свой самовар с чайником до дому донесли? — без всякого смущения поинтересовался Андрей Андреевич. — Жалею до сих пор, что не смог вас подвезти. Проклятые дела! Как назло, один из родителей моих детишек вдруг отказался печатать наши буклеты. Что-то там у него стряслось — проворовался, что ли. А у нас на носу гастроли в Голландии. Переигрывать некогда! Я для своих детей на всё готов. Будут, будут у нас буклеты!

И слегка понизив голос, с прежней открытой улыбкой добавил:

— Вы не удивляйтесь тому, что вы только что видели. Это издержки профессии. Что делать, девчонки влюбляются! Морока с ними. Одни влюбляются тихо, со слезами и соплями, подкарауливают у подъезда, конфеты в карманы суют — с этими проще. А ведь бывает, наоборот, покою не дают. Угрожают, скандалы закатывают. Чего только я не натерпелся!

— Да, трудно вам, — посочувствовал Самоваров.

— А вы не смейтесь! Я врагу такого не пожелаю. В прошлом году одна дурында бесилась-бесилась да и наглоталась диазепама. Приходим на репетицию, а она лежит на рояле — холодная, не шевелится. На груди моя фотография. Я тогда сам чуть не окочурился от такой картины. «Скорую» ей вызвали, откачали, в психиатрическую больницу отвезли. Неприятная ситуация…

Смирнов вздохнул и продолжил:

— А эта, рыженькая, Анна Рогатых, вообще особый случай. Она одарённый хормейстер, девка с головой. Не могу я её из ансамбля отчислить, как других опасно влюблённых. Я без неё как без рук — она и репетицию проведёт, и малышню в ежовых рукавицах держит. Но любовью меня замучила. Каждый день ей говорю: «Аня, пора эти детские фокусы бросить! Найди себе какого-нибудь парня! Я тебя ценю, но сразу столько женщин мне не потянуть. Пойми, у меня есть жена, любовница и любимая женщина. Нормальному человеку больше не надо. Куда мне ещё и тебя?» Не понимает. Вы сами видели!

Самоваров пожалел Андрея Андреевича: трудно тянуть трёх женщин сразу. Хотя, кажется, пророк Магомет рекомендовал иметь четырёх? Тогда у Смирнова недобор. Или любимая женщина по энергоёмкости равна двум жёнам? Кто же это, интересно, такая? Неужели Ирина Шелегина?

Размышляя подобным образом, Самоваров выглянул в окошко. Ему сразу стало не до Магомета и не до женщин композитора Смирнова. За подмороженным стеклом была видна улица, непривычно просторная и пустая — желающих куда-нибудь идти или ехать в такую стужу было мало. Поэтому среди редких прохожих Самоваров ещё издали заметил фигурку Насти в серой шубке и с огромной папкой под мышкой. Самоварова всегда восхищала профессиональная грация, с какой Настя таскала папки с рисунками, подрамники и прочие громоздкие предметы.

Настя приблизилась к музейному крыльцу и исчезла из поля зрения Самоварова. Внизу гулко ахнула входная дверь.

Самоваров вышел на верхнюю площадку парадной лестницы. Если Настя была с большой папкой или холстом, то она с трудом маневрировала на крутых поворотах служебной лестницы, потому и предпочитала парадную. Значит, встречать её надо именно здесь. Настя вообще любила подниматься по этим пологим ступеням, рассчитанным на генерал-губернаторское величие и подагру.

Поравнявшись с мраморным Морфеем на лестничной площадке, Настя снизу помахала Самоварову рукой. Он помахал ей в ответ. Вдруг рыжая девица с хвостиками выскочила откуда-то и схватила Настю за рукав.

— На минуточку, если можно, — попросила рыжая шёпотом.

Она потащила Настю в сторону, прямо противоположную самоваровской мастерской. Настя удивилась, но за таинственной рыжей особой пошла.

Они остановились в Зале бесед. Именно такую табличку велела привинтить директриса Тобольцева к двери комнаты, которую в старорежимном обществе «Знание» наверняка назвали бы малым лекторием. Самоваров считал, что «Зал бесед» звучит претенциозно, к тому же подобные наименования в ходу у сектантов разных толков.

Последнее время Зал бесед предоставили детям-лауреатам — они томились в этом унылом помещении, ожидая репетиций. Пускать их без присмотра в Мраморную гостиную было опасно. Несмотря на причастность к высокому искусству, одарённые дети, как и простые смертные, охотно баловались цветными маркерами и очень много курили. Кованый стальной вазон объёмом в ведро, украшавший кафедру Зала бесед, был с горой полон окурками.

Рыжеволосая Анна усадила Настю в первом зрительском ряду. Не переводя дыхания, она затараторила:

— Я знаю, вы бываете тут каждый день. Меня зовут Аня. Вы картины пишете — я и это знаю. Не удивляйтесь, мне очень надо вам сказать, что… Наш ансамбль — лауреат нескольких крупных международных конкурсов. Мы готовимся к фестивалю в Голландии!

Настя начала расстегивать шубку и спросила:

— Я-то тут причём? Не понимаю.

— Я сейчас объясню, — поспешно перебила её рыжая Аня. — Наш ансамбль… Наш руководитель Андрей Андреевич Смирнов — вы, конечно, слышали его «Простые песни»? — много делает для того, чтобы…

Настя только пожала плечами. Говоря без остановки, Анна имела какую-то цель, только никак не могла собраться с мыслями. Наверное, она решила, что если будет произносить подряд много всяких слов, то они сами как-нибудь сложатся в нужные фразы.

Ещё Насте показалось, что Анна недавно плакала: её веки, густо усаженные золотыми ресницами, покраснели и припухли. Впрочем, у природных рыжих часто бывают именно такие глаза — розовые, как бы заплаканные.

— Я знаю, вы подружились с Дашей Шелегиной, — вдруг перескочила совсем на другое Анна. — Я тоже ей друг. Я прекрасно помню, как она поступала к нам в ансамбль шесть лет назад. Она на прослушивании спела что-то итальянское — «Санта Лючию», кажется — и мы все от зависти присели. Вот, думали, готовая солистка явилась, от горшка два вершка. Но она раскапризничалась и перестала ходить на репетиции. На удивление вздорная оказалась! Чуть ли не полгода дома врала, что у нас занимается, а сама неизвестно где болталась. Это в восемь-то лет! Мы все — даже Андрей Андреевич! он в первую очередь! — бегали за ней. Хотели образумить, всё-таки она одарённая очень. Но ничего не вышло… Вы знаете, наверное, что у неё капризы без конца — вечно несётся куда-то сломя голову. Себе на беду.

Так вы дружите? — удивилась Настя.

— Да, — подтвердила Анна. — Я что хочу сказать: она на ерунду теряет время! А музыканту этого нельзя. Нельзя распыляться, нельзя вилять из стороны в сторону — пропадут зря все годы, проведённые за инструментом. Тогда прощай надежды на будущее. Всё прахом! Петь Даша не хочет — остаётся фортепьяно. Её бабушка прекрасно натаскала, а теперь эта дурёха всё забросила.