Вселенная Алана Тьюринга - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Ходжес cтр.№ 52

Не исключено, что в его жизни, если не в доме, случались и гости иного рода. Рядом жила другая Англия. Англия улочек и поездов, пабов, парков, туалетов, музеев, бань, автобусных остановок, магазинных витрин. Англия, которую можно увидеть, обернувшись, если знать, куда смотреть. Сеть бесчисленных разговоров и взглядов, отделенных от выхолощенной культуры Британии, но частью которой был и Тьюринг. До войны он был слишком робок, но к 1950-у Алан сделал для себя ряд открытий. Традиционно для гомосексуалиста из среднего класса существовал Париж. Поездка за рубеж позволяла совершить двойной побег: от английских законов и от классовой системы, которая поглощала британца, стоило тому открыть рот. Впрочем и в Англии оставались возможности. Приезжая в Лондон, Алан всегда останавливался в Ассоциации молодых христиан, хотя бы потому, что ему никогда и не пришло бы в голову искать более шикарный ночлег. Здесь его глазам открывались молодые тела в плавательном бассейне, если не нечто большее. Манчестер же – это совсем иная история.

По пути к центру города от Университета Виктории находилось место, где Оксфордская дорога становилась Оксфордской улицей, сразу за железнодорожным мостом. Здесь вдали от мечтательных шпилей, на другом конце дороги A34, расположились несколько кинотеатров, увеселительные заведения, паб – таверна Юнион – и ранний образец кафе-молочной. На этом отрезке улицы от общественного туалета до кинотеатра были сосредоточены глаза многих гомосексуалистов. Подобные неофициальные места существовали столько же, сколько и более респектабельные заведения. Сюда шел разношерстный поток, в котором, затерялся и Алан Тьюринг. Здесь сливались всевозможные желания – плотских утех, внимания, денег жизни вне семьи, вне рамок заводов. Жесткое разделение между людьми отсутствовало. Без денег не обходилось, но не более, чем в виде «чаевых», которые неизбежно меняли владельца при встрече различных классов, что, впрочем, мало отличалось от того, как мужчины общались и обходились с женщинам. Отдельные отношения строились по принципу quid pro quo, тогда речь шла скорее о грошах, нежели о фунтах. Так обстояли дела в Англии 1950 года вне привилегированных кругов, как, например, в Кембридже, или Оксфорде. Дело в том, что для молодежи, особенно для тех, кто не был способен обеспечить приватное пространство, гомосексуальные желания означали жизнь на улице. Секс, как на пустынном острове, требующий минимальных социальных ресурсов и привлекавший внимание только если что-то пошло не так, не считался приемлемым для респектабельного мужчины, однако Алан был выше респектабельности.

* * *

Некая отчужденность Алана раздражала его коллегинженеров, которые считали, что их достижение не получает должного внимания и признания, которого они заслуживают в математическом и научном мире. Во многом вычислительная лаборатория осталась в тени. Признание, тем не менее, пришло к Алану Тьюрингу. В 1951 году на выборах, которые состоялись 15 марта, он стал членом Королевского общества. Тогда упоминались его научные работы, которые были сделаны пятнадцать лет назад. Алана это позабавило, и он написал Дону Бейли (который послал ему свои поздравления), что они действительно не могли сделать его членом Королевского общества, когда ему было двадцать четыре. Ведь авторами идеи были Макс Ньюман и Бертран Рассел. Ньюман же потерял к этому времени всякий интерес к компьютерам и был лишь благодарен, что Алан сумел регенерировать его идею с морфогенетической теорией.

Джефферсон, сам будучи членом Королевского общества с 1947 года, также направил поздравительное письмо Алану: «Я так рад; и я искренне надеюсь, что все ваши лампы светятся от удовлетворения, и передают сообщения, которые для вас означают удовольствие и гордость! (но вы не верьте этому!)».

Ему удалось запутать логический и физический уровень описания всего в одном предложении. Алан хотел бы сослаться на Джефферсона как «заблудшего старика», потому что тот никогда не понимал машинную модель ума, но Джефферсон, конечно, нашел меткое описание Алана, как «своего рода Шелли в науке». Помимо очевидных сходств, Шелли тоже жил в беспорядке, «хаос из груды навороченной химической аппаратуры, книг, электрических машин, незавершенных рукописей и мебели прожженной до дыр кислотами», и голос Шелли тоже был «мучительный, невыносимо пронзительный, резкий и несогласный». Также, они оба были в центре жизни – в кулуарах приличного общества. Но Шелли выбросило, а Алан продолжал пробиваться через трясину банальности среднего класса Великобритании. Его личные качества приглушает английское чувство юмора в стиле «смех сквозь слезы», и фильтруются через прозаичные конвенции институциональной науки».

Г-жа Тьюринг был очень горда получением титула, который поднял Алана до высоты Джорджа Джонстона Стоуни, и устроила вечеринку в Гилфорде, где ее друзья могли встретиться с ним – вряд ли с целью обратиться к Алану, который однажды спустя десять минут ушел молча с хересной вечеринки, на которую его пригласил брат. Его мать с трудом преодолела изумление от того, что важные персоны вполне могут лестно отзываться об ее Алане, но в этом отношении она делала успехи. Хотя Алан жаловался друзьям на ее покровительственную суетливость и религиозность, оставалось фактом то, что она была одной из тех немногих людей, кто проявлял интерес к его делам. В основном это выливалось в ее усилия по устройству личной жизни Алана, с указанием на правильный и неправильный способы выполнять рутинные обязанности.

* * *

Однажды случилось происшествие, на первый взгляд безобидное, но повлекшее за собой серьезные последствия.

По прибытии домой Алан обнаружил, что его дом обчистили. На следующий день Алан написал Фреду Клейтону о влиянии астрономии Древнего Мира. Объясняя значение знаков зодиака, он написал:

«Только что мой дом ограбили, а я до сих пор, буквально каждый час, вижу, что пропало что-то еще. К счастью, я застрахован, и из особо ценного ничего не украли. Но в целом ситуация очень тревожная, особенно учитывая, что меня недавно обокрали в Университете. Я уже каждую секунду жду, что мне вот-вот свалится кирпич на голову или еще что случится не менее «приятное».

Украли, впрочем, довольно жалкие предметы: рубашку, столовый нож, пару брюк, туфли какие-то, бритву, компас и даже открытую бутылку шерри. В общей сложности на 50 фунтов. Он написал заявление в полицию, и двое сотрудников приехали снять отпечатки в доме. Даже несмотря на это, Алан решил, что это может быть както связано с его новым другом Арнольдом. Обсудив ситуацию с адвокатом, которого посоветовал сосед Рой Уэбб, 1 февраля он написал Арнольду. В письме он напомнил о ситуации с кошельком, и что вне зависимости от того, правду тот сказал или нет, им лучше прекратить встречи и вообще какое-либо общение. И в каком-то даже детском тоне предъявил Арнольду должок в 7 фунтов. А также добавил, что не пустит на порог своего дома.

Но когда Арнольд на следующий же день 2 февраля позвонил ему, то Алан тут же сменил гнев на милость и принял его у себя. Арнольд долго и упорно доказывал свою непричастность к произошедшему, а потом воскликнул, что пойдет в полицию и ВСЕ РАССКАЖЕТ. Алан продолжил его провоцировать и сказал: «Делай, что угодно». Но это была пустая угроза, поскольку положение Алана делала его практически неуязвимым. Особенно по сравнению с положением Арнольда. Выплеснув злость, они продолжили общаться и между ними что-то промелькнуло. Наливая бокал Арнольду, Алан упомянул взлом, и у Арнольда был ответ на это. Он не знал, когда именно это произошло, но точно знал, кто мог это сделать. Поскольку однажды он рассказал своему приятелю Гарри о знакомстве с Аланом, тот (будучи в 21 год уволенным из национального флота) внимательно выслушал Арнольда, пропуская по бокальчику в кафе на Оксфорд Стрит. Общение было довольно бурное и шумное, в ходе которого Гарри предложил обнести дом Алана. И хотя Арнольд наотрез отказался в этом участвовать, он знал, что те не отступят.