– Мы еще посмотрим, кто кого… – с угрозой говорит Динка, и в глазах ее рассыпаются злые, колючие иголки.
«Мы еще посмотрим. Может, он начитался дурацких романов и хотел показать мне, какой он взрослый, а я просто не ожидала, ведь это любому человеку зажми вот так рот, всякий растеряется… – с раздражением думает Динка и тут же с грустью отвечает себе: – Нет, Леня не читает романов, ему некогда их читать, просто он подумал, что я смеюсь над ним, и сделал это со зла… Но я тоже сделаю ему назло, завтра же пошлю Хохолку телеграмму: „Емшан, емшан, приезжай с велосипедом“. И я уеду с ним на целый день. Я не слезу с этой рамы, пока у меня не начнутся пролежни… И пусть бесится тогда…»
Зла, очень зла, унижена и оскорблена Динка, но сквозь всю эту накипь прорывается вдруг неподдельное чувство к Лене:
«А ведь я могла бы ударить его. Хорошо, что у меня отнялись руки…»
Глава 29
Родственные души
Не всякому доверяет свои тайны природа. Есть слепые и глухие люди. Много лет подряд приезжают они в лес, дышат его целебным воздухом, пользуются его дарами, рвут лесные цветы, грибы и ягоды, с легкомысленной неблагодарностью разводят в самом сердце его костры, засоряют тенистые уголки отбросами, засаленными бумагами, склянками, бутылками и уезжают, так и не поняв таинственных шорохов листьев, крика птиц и чуть слышного дальнего топота на лесных дорогах и многого другого, чего не слышат глухие, даже не ведая о своей глухоте. Как слепые ходят они по лесу, не замечая богатства красок его, и едва различимые следы на примятой траве, и рассыпанные бисером неприметные цветочки, и багрово-красный закат, обжигающий стволы деревьев… Зато с жадностью бросаются эти люди на грибы, на ягоды, на березовый сок – на все, чем можно поживиться от леса. Много раз видела Динка поломанные кусты малины и ежевики, вырванные с корешками грибы, надрубленные стволы берез, истекающих весной свежим соком, брошенные на дороге цветы. Каждую малость замечала и любила Динка. Выбегая на цветистый луг, она снимала сандалии, чтоб не потоптать цветов и букашек; по-разному пахли для нее цветы и травы, и даже в перешептыванье листьев угадывала она разные голоса, и тревожная перекличка птиц заставляла ее сразу настораживаться, как дикого зверька в чаще.
Так и сейчас, больно переживая свою обиду на Леню, Динка стоит посреди ореховой аллеи и слушает голоса птиц, шорох мягких листьев, каким-то дальним слухом, склонив набок голову, слушает она и дорогу… Она не хочет ждать Леню, но ждет его… Может, потому, что он должен привезти письмо от мамы…
Динка ждет, но дорога молчит. А вот птицы вдруг с шумом вылетают из кустов, и в шепот листьев проникает чуть слышный чужой звук. Динка поднимает голову, настораживается. Вот чуть слышно хрустнула ветка, кто-то осторожно пробирается сквозь гущу кустов. Один?.. Нет, двое… Чужие… Чужие… Динка не поворачивает головы, но обостренный слух ее ловит тихий шепот:
– Она… Горчица…
– Спугнуть?
– Не надо… Стоит… Думает об чем-то…
Динка быстро поворачивается к кустам. На лице ее блуждает радостная, неуверенная улыбка.
– Жук… – говорит она громким шепотом. – Ухо! Иоська!
– А вот и не угадала! Иоськи с нами нет! – появляясь из кустов, говорит Жук; около его плеча ухмыляется круглая физиономия с зелеными раскосыми глазами.
– Собственной персоной, – смущаясь, говорит Ухо.
И Динка, забыв свои горести, радостно бросается к гостям. Ленивые собаки, подняв головы, вопросительно смотрят на хозяйку.
– Вот так сторожа! – смеется Жук. – Хоть бы гавкнули!
– А зачем им гавкать на гостей! Собаки хорошо знают, кто друг, а кто враг! – защищает своих телохранителей Динка. – А ты попробуй, замахнись на меня! Ну, замахнись!
– А что будет? Ничего не будет, – смеется Жук и легонько взмахивает веткой.
– Р-р-ры!.. – с бешеным лаем срываются с места оба пса. – Р-ры-р-ры!.. – злобно ворчат они, оскалив зубастые пасти.
– Нерон! Волчок! Назад, назад! – испуганно кричит Динка.
Собаки отступают назад, не сводя глаз с Жука.
– Вот это да! Вот это показала! – хохочет Ухо. – Что, Цыган, запугался?
– Пожалуй, и порвут… – усмехается Жук. – А я думал, и правда они у тебя для мебели!
– Ученые, – важно кивает головой Динка и, оглянувшись, спрашивает: – А где же Иоська?
– А где ему быть? Дома он… – покусывая травинку, спокойно отвечает Жук.
– Как – дома? Один? – пугается Динка.
– Зачем один?.. Мы его одного сроду не оставляем.
– Одного нельзя… Он у нас, как буржуй, с нянькой, – весело поясняет Ухо.
– С нянькой? – удивляется Динка.
– Ну, с хлопцем одним… Наш хлопец… Пузырь называется. Бычий Пузырь. Первый силач на всем рынке. Хочь корову, хочь коняку за передние ноги поднимает… Здоровый. Только одноглазый, как твоя Прима. Вышибли ему глаз в драке, – рассказывает Жук.
– Одноглазый? А что ж я не видела его? – вспоминая свой приход в лес, морщит лоб Динка. Цыган и Ухо смеются.
– А он спал тогда. Он когда спит, так хоть сожги всю хату – не встанет! С ним один способ – кружку воды на морду! Как плеснешь, так он и вскочит!
– Вот так способ! – хохочет развеселившаяся Динка. – Хотела бы я его посмотреть!
– Посмотришь. Вот придешь и посмотришь! – улыбается Жук.
– Я приду с Леней, – неуверенно говорит Динка.
– Это с каким Леней? – грозно спрашивает Жук. – У нас уговор был. А ты, что же, продала?..
– Тише, тише, – машет на него рукой Динка. – Леня – это мой брат. Он свой. Понятно? Вы с ним еще лучше, чем со мной, подружитесь! Он ведь был такой же, как вы. Понятно? Сирота был, на улице жил. И хозяин бил его чем попало… А потом мы с ним познакомились, и моя мама взяла его. Понятно? Он уже давно мой брат. Самый лучший человек на свете, – торопясь и волнуясь, рассказывает Динка.
Но Жук недоверчиво смотрит на нее узкими щелочками глаз.
– Ну гляди… – угрожающе цедит он сквозь знакомую Динке хищную усмешку.
– Ну да что ты, Цыган! Не знаешь ее, что ли? – вмешивается обеспокоенный товарищ Жука. – Уж если ей не верить, так кому верить!
– Он верит мне. И брату моему поверит. Вот увидит его и сразу поверит, – ласково говорит Динка и, положив руку на плечо Жука, заглядывает ему в глаза: – Брось все это, ладно? Раз навсегда брось! И не грози мне! Не люблю я этого!
– Мало ли, что не любишь… – ворчит Жук, но в голосе его уже не слышно зла, и губы растягиваются в смущенную улыбку. – Вроде Иоськи она. Подлизывается, – говорит он, подмигивая товарищу. – Тот тоже, как закричишь на него, так сейчас либо руку на плечо кладет, либо за шею обнимает.