Динка прощается с детством - читать онлайн книгу. Автор: Валентина Осеева cтр.№ 44

Динка порывисто обняла его за шею, стерла ладонью слезы и, щедрая в глубокой жалости к этому беспомощному ребенку, торжественно сказала:

– Сестра просила вам передать, что отныне в самом жарком бою она всегда будет вашим ангелом-хранителем… – Динка сама не знала, почему ей пришло в голову это утешение, но слова ее сделали чудо.

– Я ничего не боюсь теперь! Скажите вашей сестре, что я счастлив… умереть с ее именем! И еще… у меня нет слов, которыми я мог бы поблагодарить ее… – прижимая к груди руку с бархоткой и сияя счастливыми глазами, сказал Миша.

Динка еще раз обняла его.

– Прощайте, – сказала она с неизъяснимой горечью в сердце. – Вы вернетесь… Сестра хотела, чтобы вы вернулись, – сказала она, не веря в его возвращение.

«Пуля ищет малодушного», – почему-то мелькнуло в ее голове вместе с глубокой жалостью к этому беспомощному ребенку, никогда не знавшему ласки.

– Бедный Голубь… Бедный Голубь, – шептала она, глядя вслед удалявшемуся юноше.

Но Голубь не был сейчас бедным, он даже не был голубем, он нес в своем голубином сердце огромное счастье, такое неожиданное и непостижимое, что силы его вдруг окрепли, плечи распрямились и широко открытые глаза смело глядели вперед! Миша Жиронкин был готов на смерть, на подвиг, на любой подвиг во имя любви!

Прочитав телеграмму Марины, Леня решительно сказал:

– Надо ехать. Давай собираться, Макака!

Он выволок на середину комнаты старый, потертый чемодан, отобрал белье, которое возьмет с собой, вынул из двойного дна брошюрку Ленина.

– Не бери с собой ничего такого, за что могут арестовать, – испугалась Динка.

– Да… конечно, мало ли что может быть в дороге, – хмуро сказал Леня, откладывая брошюрку.

– Оставь мне, я тоже хочу почитать! – попросила Динка.

– Хорошо, только смотри осторожней, на день прячь в дупло.

Они снова занялись укладкой. Кое-что пришлось постирать, кое-где не хватало пуговиц. Работая, каждый потихоньку вздыхал, думая об отце.

– Только бы не то, что у Кости… – говорила Динка.

– Ну нет! Костя жил в обледенелой избе. Я думаю, скорей брюшной тиф… это, кажется, часто бывает в тюрьмах, – предполагал Леня.

– А как же ты поедешь, Лень? Ведь у тебя нет денег, а Мышка только завтра получит! – всполошилась Динка.

– Ах да! – вдруг вспомнил Леня и, запустив пальцы в боковой карман гимнастерки, вытащил пачку денег. – Вот! Тут и на поездку, и вам с Мышкой на хозяйство!

– Где ты взял? – всплеснула руками Динка.

– Ну, где? Все там же… Я, конечно, ничего не говорил. Это Степан Никанорович…

– Отец Андрея?

– Ну да. Он сам поставил вопрос обо мне. И про маму спросил, какие от нее вести. Ну, я сказал: так и так, вестей нет, беспокоимся… А Боженко и говорит: «Придется дать ему еще одно поручение. Пошлем его на помощь Марине Леонидовне, женщина она энергичная, но там ей приходится тяжело». Ну и решили, а Степан Никанорович говорит: «У него сестренки одни остаются, ну, да мой Андрей лишний раз навестит…»

– Да? Так и сказал? – удивилась Динка; ей всегда казалось, что отец Андрея недолюбливает ее.

Леня криво улыбнулся и с раздражением сказал:

– Что, обрадовалась? Обрадовалась, что я уезжаю, а твой Хохолок будет приезжать?!

Динка, вспыхнув от обиды, посмотрела ему прямо в глаза.

– Это уже не первый раз… Говори сейчас же, что это значит! Почему ты придираешься к Хохолку? Что он тебе сделал?

Леня засунул руки в карманы и сел, вытянув длинные ноги, на лице его появилось злое и упрямое выражение.

– Андрей ничего не сделал мне, но я ненавижу его приезды, – сказал он с закипающим раздражением. – Я ненавижу его велосипед, на котором вы уезжаете вместе на целые часы. Пусть лучше он не является сюда со своим велосипедом! – в мальчишеской запальчивости выкрикнул Леня.

– Но почему? – топнула ногой Динка. – Он купил этот велосипед для того, чтобы катать меня! Ты не думай, что ему так легко было его купить…

Леня внезапно остыл, черные брови ярче выступили на его побледневшем лице.

– Я не нужен тебе, Макака… И я скоро уеду, совсем уеду… И Андрей тут ни при чем. Он твой друг, хороший человек…

– Что это ты говоришь? Я ничего не понимаю, – с ужасом прошептала Динка.

Леня внимательно посмотрел на нее и жестко сказал:

– В двенадцать лет ты понимала… Но тогда это касалось тебя… Вспомни историю с Зоей. Я никогда не напоминал тебе об этом…

– Историю с Зоей? – морща лоб, прошептала Динка; какое-то давнее неприятное воспоминание смутно всплыло в ее памяти. – История с Зоей… – задумчиво повторила она.

Но Леня махнул рукой:

– Ну бог с ней! Это я зря сказал… Можешь не вспоминать, все равно ничего уже не поправить. Ты даже перестала делиться со мной всеми своими секретами, для этого тебе тоже нужен Андрей, и ты уводишь его подальше, чтоб я не слышал… – с горькой обидой продолжал Леня.

Динка бросилась к нему, зажала ему ладонью рот.

– Перестань, перестань! Это несправедливо! Я все время хочу тебе рассказать, но ты занят то одним, то другим… И мне некому сказать, а у меня тоже спешное дело. А сейчас мы беспокоимся о маме, о папе, и ты снова уезжаешь, не сказав мне ни одного слова, как я должна поступать дальше… – Динка в отчаянии заломила руки. – Я должна решать одна, всегда одна, а потом вы все будете говорить, что я наделала глупостей!..

– Макака! – испуганно сказал Леня. – О чем ты? Мне дорого все, что касается тебя. Почему же ты молчишь? Почему ты скрываешь что-то от меня?

Динка покачала головой:

– Я ничего не скрываю, но я ничего и не говорю, потому что у тебя есть дела важнее моих и получается так, что для меня нет времени…

Леня взял обе ее руки и улыбнулся.

– Ты сама не веришь в то, что говоришь! Ну, давай выкладывай мне все, что у тебя на душе! Ну, прошу тебя, Макака… Сейчас мы одни, нам никто не помешает обсудить все твои дела… Сядем здесь, на крылечке.

Динка послушно села на ступеньку. В голосе Лени ей слышалась снисходительность взрослого человека к ребенку, и на сердце было тяжело. Но она заставила себя говорить… о страшной новости, которую она узнала от Дмитро, о поисках Иоськи, о хате Якова, о клятве, данной перед портретом Катри, и о скрипке в лесу… Она говорила тусклым, безразличным голосом, как о чем-то выстраданном и переболевшем. Но по мере того как она говорила, лицо Лени делалось серым и жестким, как камень, а в глазах его появился страх, смертельный страх человека, теряющего самое дорогое, без чего нельзя жить… Динка увидела этот страх, ей мгновенно вспомнился Хохолок, и, заканчивая свой рассказ, она сказала, натянуто улыбаясь: