Содержались в письме нападки и на самого Витгенштейна, якобы попавшего, как и прежний главнокомандующий, в зависимость от Рудзевича. “Пришлите сюда генерал-интендантом человека ничтожного и прикажите следовать слепо приказаниям начальника, и мир восстановите, и его будут хвалить”, — утверждал Стааль. Он просил у Волконского особенной доверенности — для того чтобы до конца изобличить всех мздоимцев в армейском штабе.
Волконский переслал письмо Стааля императору Александру Первому; император же, в полном соответствии с крылатой фразой “разделяй и властвуй”, отправил это письмо обратно во 2-ю армию, к Витгенштейну. Витгенштейн получил “именное повеление” Александра — разобраться во всем случившемся.
Естественно, что реакция Витгенштейна была весьма бурной и однозначно негативной по отношению к Стаалю. Витгенштейн доверял Рудзевичу и утверждал в рапорте к императору, что “сей генерал во всех отношениях отличный и Вашему величеству с той стороны известен”. Жуковского же главнокомандующий твердо считал казнокрадом Витгенштейн негодовал на Стааля за его “партикулярное и секретное письмо, посланное мимо начальства”.
После письма Стааля и переписки главнокомандующего с императором стало ясно, что в армии снова грядут большие перемены. И они не заставили себя ждать. В феврале 1819 года генерал Рудзевич потерял свою должность. Правда, его не отправили в отставку и даже повысили: назначили командиром 7-го пехотного корпуса во 2-й армии. Его прямое участие в растратах доказать не удалось, но все равно он навсегда потерял доверие императора. На его место был назначен нелюбимый Витгенштейном Киселев — бывший ревизор, произведенный в генерал-майоры. Киселев имел в армии репутацию человека неподкупного, и с этой точки зрения выбор императора был вполне объясним. Правда, своего места лишился и Стааль.
Витгенштейну, которому пришлось разбираться во всей этой штабной грязи, были необходимы лично преданные сотрудники. Сотрудники, не навязанные, подобно Киселеву, “сверху”, а выбранные им самим. Конечно же, сотрудники эти не должны были быть связаны и со старой администрацией Беннигсена. Отсюда — резко возросшее влияние на штабные дела ротмистра Павла Пестеля. Причем влияние Пестеля на Витгенштейна было столь велико, что могло сравниться лишь с влиянием на него нового армейского генерал-интенданта Алексея Юшневского, сына близкого приятеля главнокомандующего. В декабре 1819 года Юшневский сменил на этой должности Карла Стааля».
Итак, как мы видим, в Южной армии воровали ничуть не с меньшим усердием, чем на Черноморском флоте. Что самое печальное, в обоих случаях во главе коррупционной пирамиды стояли высшие руководители. На Черноморском флоте — адмирал Грейг, в Южной армии — ее главнокомандующий генерал Бенигсен, снятый со своего поста именно за воровство и бежавший от расследования за границу. Кроме этого, в Южной армии, как мы видим, воровали и начальник ее штаба, и все бесконечно сменяемые генерал-интенданты. В такой обстановке не многое могло изменить и назначение главнокомандующим лично честного Витгенштейна, который в хозяйственных делах не слишком разбирался, да и лезть туда особого желания никогда не имел.
Однако в 1825 году в Южной армии произошли весьма серьезные события, которые полностью перевернули там всю ситуацию. Хорошо известно, что генералитет и офицерский корпус Южной армии оказался самым непосредственным образом замешан в заговоре декабристов. Чудом избежал наказания новый начальник штаба армии генерал Киселев, были арестованы генералы Волконский и генерал-интендант Юшневский, любимец Витгенштейна полковник Пестель и многие другие. Разумеется, что после разгрома заговора декабристов Южная армия подверглась серьезной кадровой перетряске. При этом помимо арестованных заговорщиков лишились своих должностей не только сочувствовавшие им, но и многие мздоимцы. Разумеется, свято место пусто не бывает, и спустя некоторое время место старых воров заняли новые, но до прежних масштабов им было уже далеко. Южная армия была теперь наводнена жандармами, инспекторами, легальными и нелегальными агентами, которые наряду с изысканием крамолы изыскивали и вскрывали незаконные финансово-торговые операции.
В отличие от Южной армии Черноморский флот оказался совершенно непричастным к делам заговорщиков-масонов. Офицеры-черноморцы доказали свою полную лояльность и династии, и лично императору. Что касается адмирала Грейга, то он был, как пишут его биографы, всегда политически аморфен и никогда не лез ни в какие политические дела Возможно потому, что хорошо помнил печальный конец своего отца — адмирала Самуила Грейга, руководителя кронштадтской масонской ложи «Нептун», который вынужден был воевать против своего масонского начальника шведского герцога Зюдерманландского, и, как уже писалось выше, за отказ подчиниться его масонским указаниям был попросту убит.
В связи с декабристским мятежом внимание к событиям на Черноморском флоте со стороны столичных властей на длительное время было ослаблено. Да и потом в ходе расследований деятельности адмирала Грейга и его не в меру энергичной супруги Николай I всегда помнил, о том, что в 1825 году Грейг, в отличие от Витгенштейна, не дал императору никаких поводов сомневаться в преданности его подчиненных. Возможно, что именно этим и объясняется весьма мягкое и тактичное отстранение проворовавшегося адмирала и его окружения от руля Черноморского флота и постепенная замена их людьми из команды адмирала Лазарева.
Мало кто знает, но тогдашняя «мафия» распространила свое влияние не только на наш флот. Получили свое и турки. Об этой стороне деятельности международной банды известно мало. В то время, как в Николаеве и Одессе «трудились» не покладая рук Грейг с супругой Юлией, по другою сторону Черного моря не менее усердно работал глава Адмиралтейства Турции, дальний отпрыск крымско-татарских ханов Менли-Гирей. По некоторой информации, матерью его была некая еврейская куртизанка конца XVIII века Клара Гасуль. Впрочем, происхождение отпрыска татарских ханов — не самое важное. Важно другое: Менли-Гирей был тесно связан с банком венских Ротшильдов, которые его, собственно говоря, и субсидировали. Активную роль в разграблении турецкой казны играли банкиры и предприниматели из греков-фанариотов.
Заметим, что именно в это время в Одессе процветает весьма близкий к кругам Грейга и Юлии банкир Герш Мовшович. Он субсидирует проекты Грейга, дает кредиты Серебряному и всей остальной компании, одновременно являясь представителем… дома Ротшильдов в Одессе и во всей Новороссии.
А потому, думается, совсем не случайно, турецкая схема «приватизации» судостроения и морской торговли мало чем отличалась от российской. Она включала схожие пункты: уничтожение казенного судостроения, сосредоточение всего судостроения в руках узкого круга лиц предпринимателей определенной национальности, взвинчивание цен на постройку судов, захват торговых рынков, прежде всего, хлебной морской линии Египет — Турция, а также угольной линии Трапезонд — Константинополь.
В связи с этим, думается, было бы неправильно говорить о некоем заговоре именно против России. Вовсе нет! Никто такой задачи в тот момент не ставил, хотя фундамент будущих политических игр против России закладывался именно тогда. В тот момент шло обыкновенное наглое и циничное обворовывание тех государств, где только удавалось присосаться к кормушке. Шло первичное накопление капитала будущими банковскими воротилами мира. А потому и Турция грабилась ими с тем же усердием, что и ее соседка Россия. Несколько позднее начинается уже и расстановка на ключевые финансовые должности в этих странах своих ставленников (в России — это отпрыски Грейга и Юлии, чуть позднее Юлий Витте и т.д.). С этого момента игра начинает переходить уже в плоскость большой политики. Но это отдельная большая тема разговора.