Красная камелия в снегу - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Матлин cтр.№ 76

Когда Ларри было шестнадцать лет, семья его жила в бедном еврейском районе Лоуер Ист-сайд. Собственно говоря, он даже не был тогда Ларри, а звали его Лазар, или (по-домашнему) просто Лайзик. Водился он с соседскими ребятами, подростками из таких же бедных еврейских семей. Но однажды он случайно познакомился с молодым человеком, который занимал комнату в доме напротив. Это был необычный человек, и соседи посматривали на него с любопытством и опаской. Звали его Сидней Пинскер, и одно это уже было странно: если он нормальный еврей по фамилии Пинскер, то почему он Сидней? И почему не носит бороду и усы, как полагается еврею, а ходит наголо побритый, даже смотреть неудобно? И что это за одежда: клетчатый костюм в обтяжку, ботинки остроносые, на голове шляпа?! И галстук бантиком, смешно сказать. Прямо артист какой-то!..

Познакомились они так. Однажды Лайзик возвращался из школы, и у самого дома его окликнули:

— Эй, парень, подойди сюда на минуту. Дело есть.

Лайзик оглянулся и увидел Сиднея Пинскера, который поманил его рукой. Еще одна странность: Пинскер обратился к нему по-английски. Не на идиш, даже не по-польски или по-русски, как все нормальные люди кругом, а по-английски.

— Да, мистер Пинскер, что за дело? — ответил Лайзик по-английски — тоже не лыком шиты, в школе учимся как-никак.

— Ага, ты меня знаешь. Вот и хорошо. Слушай, хочешь заработать полтинник?

— А что для этого я должен сделать? — осторожно поинтересовался Лайзик. Пятьдесят центов — деньги немалые, но точность в делах необходима.

— А вот видишь ящик? — Сидней ткнул носом своего оранжевого ботинка в деревянный ящик с инструментами. — Не бойся, он не тяжелый. Так вот, если ты доставишь его по этому адресу к шести часам, я дам тебе полтинник. — Сидней подал Лайзику бумажку с адресом. — Кому? Мне, я туда приду тоже к шести часам. Понял? Это недалеко, на Второй авеню. Только не при с главного входа, обойди вокруг, с переулочка.

И Ларри, то есть Лайзик, согласился. Потом, спустя много лет, он размышлял над этим случаем, определившим, как он считал, пути его жизни. А если бы он не согласился? Потекла бы его жизнь по другому руслу? Стал бы он зубным врачом, как хотели родители? Что заставляет нас принимать те или иные решения? Ведь будь на его месте, скажем, Мотл с третьего этажа или сосед по парте Берк, они бы никогда не согласились. Ввязываться в какую-то историю с незнакомым, подозрительным человеком… нет уж, не нужно полтинника и даже доллара не нужно. А вот он, Ларри, согласился. Значит, уже тогда было в его характере нечто такое, что влекло его к риску, к неизвестности, к новым путям…

Ящик оказался довольно тяжелым: он был набит всякими материалами и инструментами — рулонами проводов, молотками, отвертками, плоскогубцами и тому подобным железом, и все это, кстати сказать, никак не вязалось со щегольской внешностью мистера Сиднея Пинскера. В том-то и было все дело, как потом догадался Лайзик: до начала работы мистер Пинскер ходил по каким-то местам, где ящик с рабочими инструментами мог только скомпрометировать его, как компрометируют нувориша старые бедные родители.

По адресу, указанному в бумажке, оказался театр. Помня наставление Сиднея, Лайзик не пошел с главного входа, а обогнул здание и вошел с переулка. В дверях никого не было, он проследовал по коридору, потом — через какой-то заваленный хламом зал, потом некоторое время петлял по переходам и вдруг оказался на сцене. Правда, мальчик с трудом различал рампу, зал, кулисы: все тонуло в полумраке, горела одна-единственная лампочка.

Лайзик еще долго бродил по закоулкам вокруг сцены, попадая в новые помещения. Потом стал натыкаться на людей, которые, впрочем, не обращали на него внимания. В конце концов он налетел на Сиднея.

— Где тебя носит? Я полчаса ищу, весь театр обошел. Давай ящик.

Получив свои инструменты, Сидней смягчился:

— Интересно здесь, да? Хочешь, я тебе реквизит покажу?

Что такое «реквизит», Лайзик не знал, но тут же согласился и позже не пожалел. Каких чудес он там насмотрелся! И средневековые мечи, и подвешенное на канате солнце, и деревья всех видов, и парусный корабль, и фанерная стена дома, и карета, и морские волны, и…

— Ладно, ты здесь погуляй, а мне работать надо, — сказал Сидней и ушел, так и не вспомнив про обещанный полтинник. А Лайзик остался и бродил, бродил по театру, пока не начался спектакль, а тогда уж уходить было совсем глупо. Он пристроился за кулисами, спрятавшись за изображением райского сада так, что артисты на сцене видны ему были сбоку и несколько со спины, и действительно чувствовал себя в раю. Или в сказке. Его занимали даже не столько события на сцене, сколько вся закулисная жизнь театра, вся эта беготня, спешка, смена декораций, сдержанная ругань, суфлер в будке… и, конечно, актеры. Особенно актрисы. В своих открытых, прозрачных платьях, с голыми ногами, приклеенными ресницами и нарумяненными щеками, они походили на… Лайзик даже не знал, с чем это сравнить.

В тот вечер он досмотрел спектакль до конца, домой пришел поздно. Ему здорово влетело от родителей, но он стойко перенес слезы матери и затрещину от отца, обещал «никогда больше», поскорее улегся в кровать и всю ночь видел летающих по воздуху актрис с длинными ресницами и голыми ногами.

На следующий день, вернувшись из школы, мальчик не пошел домой, а отыскал в доме напротив квартиру мистера Пинскера. Тот оказался у себя. Лайзика он встретил недовольным ворчанием:

— А, за полтинником пришел.

— Не надо полтинника, мистер Пинскер. Я могу сегодня опять принести ящик в театр, хотите?

Так завязалась эта неравная дружба. Несколько раз в неделю Лайзик приносил в театр ящик с инструментами и, спрятавшись за кулисами, оставался на спектакль. В течение зимы он пересмотрел весь репертуар, а некоторые спектакли — по три-четыре раза. И трудно было сказать, что нравилось ему больше — спектакли или сама театральная жизнь. Он любил наблюдать за актерами, когда они, заметно волнуясь, готовились к выходу на сцену; у него захватывало дух, как будто он сам должен сейчас появиться перед публикой.

Между тем Пинскер гонял его как хотел — сбегай туда, подержи то, подай это… Считалось, что таким образом Лайзик учится профессии электромонтера. За кулисами к нему начали привыкать и называли «бойчик». Актеры, случалось, посылали его за сигаретами, а актрисы улыбались и трепали по щеке. Однажды он нарвался на мистера Кранца, продюсера и грозу театра.

— Это еще кто? — рявкнул мистер Кранц, ткнув пальцем в Лайзика.

— Мой подручный, мистер Кранц. Его зовут… Ларри, он помогает мне. — Сидней был явно перепуган.

— Только не рассчитывай, что я буду ему платить. Понял? Тебе помогает, ты и плати.

Пинскер и не думал платить Лайзику, даже того обещанного полтинника так и не отдал, хотя нагружал его все больше и больше. Он брал «бойчика» с собой наверх, к софитам и прожекторам, и тот помогал ему ворочать и крепить там огромные неуклюжие приборы. И вот однажды…