– На-аш-лась!
Глава 24
Голос материнской тревоги
Долго сидит Марина над своей дочкой. Динка спит в платье и, беспокойно ворочаясь, судорожно вздыхает во сне. Мышка приносит матери тазик с теплой водой. Марина кладет себе на колени маленькие пыльные ноги Динки и осторожно обтирает их влажной губкой. Зорким материнским глазом она сразу видит каждый сбитый пальчик, каждую царапину и темные натруженные ступни девочки.
«Ходила... бегала... искала дорогу», – с глубокой жалостью думает она; наклонившись, вглядывается в распухшие от слез веки и утомленное лицо дочки. И тайный голос материнской тревоги проникает ей в сердце... Поднятые чердачками вверх капризные брови Динки кажутся ей скорбно-удивленными, а маленькая черточка у пухлых губ не по-детски горькой.
«Кто-нибудь обидел? Толкнул, накричал? Где она была? Почему ушла так далеко от дома? Одна ушла или с другими детьми? Куда? Зачем?» – мучительно гадает мать.
Есть такая игра в музыкальные поиски. Один из играющих осторожно входит в комнату и под звуки рояля ищет спрятанную вещь. Движения его то замедленны, то порывисты и неловки. Они вызывают веселые улыбки у присутствующих. «Слушай музыку!» – кричат в этих случаях маленьким детям.
Когда играющий приближается к спрятанной вещи, музыка звучит громче; когда он отдаляется, музыка затихает. И чем дальше отходит играющий от этой вещи, тем все тише и тише звучит музыка. Но вот он снова приближается к цели, и музыка ускоряет темп; он протягивает руку, и поиски завершаются победными аккордами...
Марина похожа на одного из играющих. Она ощупью входит в замкнутый мир своей девочки, она ищет причину, которая увела ее дочку так далеко от дома. Она ищет те пути и тропинки, которые прошли, пробежали эти маленькие запыленные ножки. Она пытается понять горькую складочку у детских губ. Но не звуки рояля направляют ее мысли то в одну, то в другую сторону. Глубокий таинственный голос материнской любви и тревоги ведет ее поиски.
Нет, не в лесу, не по мягкой траве ходила Динка. Она шла... долго шла по пыльной дороге... Куда она шла? С кем?
Короткие тройные вздохи вырываются из груди наплакавшейся Динки, и голос материнской тревоги звучит громче, словно приближает ее к цели.
«Обидел кто-то... сильно обидел, – догадывается мать. – А может, она испугалась чего-то, побежала... споткнулась, ушибла пальчик... потеряла дорогу... сильно плакала... Но сейчас она дома. Какое счастье, что она как-то добралась сама! Ведь наступали сумерки, вечер, ночь...» И голос тревоги смолкает, он заглушается трепетной радостью, что заблудившаяся Динка не осталась ночью одна в лесу.
Мать держит в теплых ладонях жесткие, натруженные за день коричневые ножки; отмытые от пыли детские ступни напоминают ей Динку-ребенка. И кажется, только вчера эти розовые пяточки разбрызгивали воду в детской ванночке, буйно раскидывая пеленки, а она, Марина, смеясь, ловила их и прижимала к своим губам. С тех пор прошло восемь лет... Но для нее, для матери, эта наплакавшаяся девочка – все тот же ребенок, та же Динка.
И, нежно склоняясь, мать целует влажные от воды, сбитые пальчики, маленькие жесткие ступни и розовеющую в сумерках детскую пяточку.
Целый день... с утра... бродила где-то ее девочка... «Нет, она не заблудилась. Это не то, не то...» – снова думает мать, и требовательный, настойчивый голос тревоги поднимается с новой силой. Слушай, мать, голос сердца! Слушай свое сердце!.. Но так бывает в игре, что кто-нибудь из присутствующих отводит играющего от цели, затрудняя его поиски, сбивая с правильного пути.
– Это расстроенные нервы! – с сочувствием говорит Катя. – Ты очень переволновалась, Марина, и потому придумываешь себе всякие страхи... Как будто ты не знаешь Динки? Ну, побежала за какой-нибудь собакой, за птичкой и сбилась с дороги... Может быть, пошла не в ту сторону... Завтра мы все узнаем от нее самой или от Мышки. Мышка – ее доверенное лицо!
– Да, может быть, это нервы... – задумчиво соглашается Марина, и голос материнской тревоги затихает.
Глава 25
Меж большими кораблями
Сегодня воскресенье, и Марина просыпается успокоенной. «Конечно, Динка сама все расскажет!» – думает она и тихо говорит сестре:
– Послушай... если Динка начнет что-нибудь рассказывать, не прерывай ее... И вообще никогда не прерывай и не высмеивай – ведь в этих рассказах она выкладывает какие-то свои впечатления, и можно многое понять...
– Как раз! Поймешь ты что-нибудь! Да она такого наскажет, что мы с тобой целый год будем ломать голову! – смеется Катя, расчесывая перед зеркалом свои густые кудри и с привычным недовольным вниманием разглядывает свой нос. Этот нос всегда кажется Кате слишком длинным. А сегодня с утра приедет Костя, и Кате хочется быть красивой. – Вот нос так нос! – сердито говорит она, не слушая больше сестру. – Ты знаешь, как Динка меня копирует?
– Как?
– Ну ты бы только посмотрела! Усядется перед зеркалом – и начинается! Голову набок, туда, сюда... И морщится, и бьет себя пальцем по носу! Вот противная девчонка! За это бы драть и драть надо с утра до вечера!
– Так ты же при ней то же самое выделываешь со своим носом! – смеется Марина. – Не попадайся!
– Ну конечно! Я должна из-за нее прятаться под кровать с зеркалом! Ты такой защитник, Марина, что могла бы зарабатывать большие деньги.
– Детей я защищала бы бесплатно. У них всегда много обвинителей и мало защитников, – улыбается Марина и, вскочив с постели, открывает дверь в комнату детей.
– Мамочка!.. – радуется Мышка. – Ты сегодня дома!
– Мама! – садясь на постели, как ни в чем не бывало кричит Динка. – Чур, ко мне! Иди раньше ко мне, мама!
– Нет, ко мне! – просит Мышка.
Обычный спор между девочками и веселый голос Динки совершенно успокаивают мать. Поцеловав девочек, она присаживается на кровать младшей дочки и с укоризной говорит:
– Ну и напугала ты нас вчера! Можно ли так далеко уходить, Диночка?!
– Уходить? – Динка сразу вспоминает вчерашний вечер и Костю, который нес ее на руках. – Я не уходила, мамочка! Я просто пошла и пошла... Мне хотелось покататься на гигантских шагах! – быстро придумывает она.
– На гигантских шагах? А где это?
– О, это очень далеко, о-о-чень далеко! – растягивая слово «очень», повторяет Динка.
– Но зачем же ты пошла одна? Уж если тебе так хотелось посмотреть на эти гигантские шаги, то попросила бы Катю, – недовольно выговаривает мать, не видя причин сомневаться в словах девочки.
– Ну, я не догадалась. Я думала, они ближе... – вздохнув, говорит Динка и, как всегда, держась где-то около правды, начинает рассказывать: – Я шла, шла... а там такие дачи богатые-богатые... И за калиткой дети... много детей... И мамы там всякие... И дворники в фартуках... Один был с метлой даже... А мальчики такие нехорошие... Они одному старичку дали сухие недоеденные корки. Разве так можно, мама?