Нить - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Хислоп cтр.№ 78

Но сейчас Элиас и не подумал отрекаться от своей национальности. Завтра он уедет из Салоников и будет надеяться, что никогда больше не столкнется с такой откровенной неприязнью.

– Да, еврей, – с вызовом ответил он.

– Так ты, поди, знаешь уже?

Элиас понял, что ошибся, когда услышал в голосе незнакомого человека враждебность. А теперь этот голос еще смягчился.

– Что знаю?

Жандарм почесал в затылке. Вид у него был уже не столь уверенный.

– Выходит, не знаешь.

Элиас пожал плечами, недоуменно, но не без любопытства.

– Ну, ты все равно узнаешь, так что лучше уж я тебе скажу. – Он наклонился к Элиасу с заговорщическим видом. – Не пойму, как ты только выжил. Тысячам других это не удалось.

– О чем вы?

Элиас почувствовал, как внутри поднимается волна ужаса. Сначала похолодело в животе, а потом лед затопил грудь, сдавив ее так, что дыхание перехватило.

Незнакомец глядел на него встревоженно, уже понимая, что должен договорить до конца, как бы это ни было ужасно.

– Даже не верится, что ты не знаешь, – начал он. – Тут один малый вчера заходил… да и в газетах даже было сегодня.

Элиас сидел неподвижно, не сводя глаз с незнакомца, а тот отхлебнул пива и продолжал:

– Их газом отравили. Согнали в поезда, а когда привезли на место, всех отравили газом.

Это не умещалось у Элиаса в голове. Слова звучали какой-то бессмыслицей. Ему хотелось услышать, что он неправильно понял или что они означают что-то другое.

– О чем вы? О чем вы говорите?

– Так он сказал. Тот малый, которому удалось сбежать. Говорит, всех газом отравили, а потом сожгли. В Польше.

Жандарм видел, как молодой человек, этот болезненного вида молодой еврей, начал раскачиваться взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед – молча, обхватив голову руками.

Казалось, целая вечность прошла, пока он перестал качаться, и тогда жандарм приобнял незнакомца одной рукой. Тот был весь застывший, как мертвец, а под ладонью чувствовались острые лопатки. Так они просидели с полчаса. Люди входили и выходили, глазели на них с любопытством, но они ничего не замечали. Жандарм всегда заходил сюда выпить кофе после смены, и теперь посетители слегка любопытствовали, что это за новый друг у него объявился.

Наконец он почувствовал, что Элиас шевельнулся.

– Я тебя домой отведу, – сказал жандарм.

Слово «домой» обрело какое-то новое значение. В этот миг Элиас не знал, кто он, где он, и еще меньше – где его дом. Ничего он, казалось, не знал. Раскачиваясь, он впал в какой-то транс, в нем онемела каждая клеточка, каждый мускул.

– Пойдем, отведу тебя домой, – настойчиво повторил жандарм.

Опять это слово. Домой. Что оно значит? Как теперь найти дом?

Элиас не мог вспомнить название улицы, на которой родился – когда, где? Помнил комнату, где спал вместе с братом, а больше ничего. Годы, когда он спал под открытым небом, почти всегда в горах, почти всегда дрожа от холода, были свежи в памяти, а все остальное провалилось в черную дыру амнезии.

Он попытался встать, но даже ноги, казалось, забыли, как двигаться.

– Слушай-ка, – сказал жандарм, – давай помогу тебе выйти. Может, легче станет на свежем воздухе.

На улице у Элиаса в голове немного прояснилось. Он увидел море и вспомнил, что живет далеко от него, на холме.

– Туда, кажется, – сказал он, тяжело опираясь на плечо жандарма.

На ходу он читал на табличках названия улиц, надеясь, что какое-нибудь из них отзовется в памяти.

Улица Эгнатия, улица Софоклус, улица Юлиана…

– Ирини, – пробормотал он, словно во сне. – Вот как она называется. Улица Ирини. Улица Мира.

– Я знаю, где это, – сказал жандарм. – Я тебя доведу. А то еще заблудишься, чего доброго.

На улице Ирини он спросил у Элиаса номер дома.

– Вот он, – пробормотал Элиас, показывая на дом номер семь. – Но мне надо сюда, в соседний.

Чувствуя, что его дело еще не закончено, неожиданный спутник подождал, пока Элиас постучит в дверь Евгении.

Через секунду и Евгения, и Катерина ужа стояли на пороге. До них тоже дошло известие о том, какая участь постигла евреев, и они с тревогой ждали возвращения Элиаса. Новости распространялись быстро, и хотя они основывались на рассказах одного-единственного очевидца, ни у кого не было сомнений в их правдивости.

Элиаса встретили мертвенно-бледные лица, на которых застыло выражение жалости. Это было невыносимо, и он прошел мимо них в дом резко, почти грубо.

Евгения хотела поблагодарить человека, который его привел, но, пока собралась окликнуть его, он уже ушел. Она поглядела ему вслед и заметила жандармский мундир. Странные времена настали, подумала женщина. Каких-нибудь несколько месяцев назад тот же самый человек мог бы арестовать Элиаса, но теперь, хотя она едва успела разглядеть его лицо, Евгения заметила, что жандарма тронуло горе несчастного.

Через несколько недель стали доходить новые вести из Польши, подтверждавшие массовое уничтожение евреев.

Немногие выжившие, вернувшиеся со свидетельствами из первых уст, с говорящими за себя номерами на руках и страшными рассказами о судьбе остальных евреев, скоро пришли к одному и тому же заключению: этот город им не рад. Как и Элиас, они увидели, что их дома и предприятия больше им не принадлежат, и были ли они, опять же как Элиас, в партизанах во время оккупации или чудом спаслись из концлагерей, – в Салониках им, казалось, не было места.

Катерина с Евгенией уходили на работу утром и возвращались вечером. Каждый раз они входили в дом тихонько, крадучись, словно хотели сделать вид, что их нет. Элиас к этому времени всегда спал, еда, которую они оставляли для него утром, исчезала, посуда была вымыта и убрана на место.

Целые недели он не выражал желания разговаривать с ними. Он знал, что некоторых евреев прятали во время оккупации христианские семьи. Элиасу казалось, что весь мир его предал, а прежде всего – соседи, которые должны были спасти его родных.

Евгения с Катериной догадывались о его чувствах и надеялись, что когда-нибудь им удастся объясниться. Случай представился однажды вечером, когда они пришли домой.

Элиас сидел за столом и, очевидно, ждал их. Он был чисто выбрит, а у его стула стоял мешок.

– Хотел попрощаться, – сказал он. – Сегодня уезжаю.

– Жаль расставаться, Элиас, – сказала Евгения.

– Ты же знаешь, что можешь жить у нас, – поддержала Катерина, – сколько захочешь.

– Меня здесь больше ничто не держит, Катерина. Одни воспоминания, – возразил Элиас, – а теперь даже самые сладкие воспоминания сделались горькими. – Тон у него был обвиняющий.