Нет, почему Тина говорит – он, он, Георгий? Это убийство
должно было стать их общим делом. Но она отождествляет себя с Георгием – точно
так же, как он себя – с Россией…
Тина закрыла глаза. Этот подарок судьбы, четыре часа жизни…
Как распорядиться ими? Впрочем, не больно-то распорядишься – можно только
сидеть, прижавшись к Георгию, и говорить с ним. Но ведь и это уже великое
счастье! Если бы все прошло, как было задумано, их души уже сливались бы в
объятиях на каком-нибудь розовом райском облаке. А может быть, и на
черно-огненном, адском. Все-таки то, что они замышляли, – это убийство, а за
убийство нигде по головке не гладят – ни на этом свете, ни на том.
Кстати, ей-то пришлось отвечать бы еще и за грех
самоубийства, она ведь это твердо решила для себя, хотя Георгию дала, вынуждена
была дать клятву, что ее участие в операции будет только косвенным.
Как он вообще-то представлял себе ее жизнь в одиночестве, то
есть без него, интересно?.. Нет, об этом он предпочитал не думать, был всецело
сосредоточен на своем.
И все-таки Тина знала: внешняя убежденность Георгия – совсем
не доказательство его глубокой внутренней уверенности. Может быть, он держится
сейчас так агрессивно именно потому, что ему неловко признаваться: он рад,
просто счастлив, что не придется нажимать на курок самому! Пусть это сделает
какой-нибудь террорист, боевик, пропащая, отпетая душа!
Конечно, еще неизвестно, куда ударит пуля-дура, попадет ли
она в цель или пройдет мимо. Возможно, именно их с Георгием вынесут отсюда,
накрыв черным пластиком или белыми простынями – в общем, чем там накрывают
мертвых? Но тогда что ж выходит, Голуб окажется прав, провидение на его стороне
– оно, значит, тоже агент «Просперити»? А может статься, они все вместе
пополнят список «жертв терроризма» – трое русских, на свою беду оказавшихся
сегодня в Музее камня? Несостоявшиеся убийцы – и их потенциальная жертва… А
если, предположим, свершится некое политическое чудо, и этот Полиньяк,
Палиндром… тьфу, Пальяно-Линден! – будет освобожден к указанному сроку,
препровожден под крылышко ливийских братьев по оружию, а террористы вдруг
сдержат свои обещания и сдадутся, то… то все заложники останутся живы?
И Голуб – и они с Георгием? И тогда, значит, все нужно будет
начинать сначала? Но успеют ли они? Ведь на завтра назначено подписание
документов, открывающих путь на Дальний Восток секретным эшелонам, сухогрузам и
танкерам с радиоактивными отходами.
Вот почему столь краткий срок был отпущен для жизни – два
дня. И еще этот Алясков! Тина с ненавистью вспомнила его несуразное лоснящееся
лицо с черными, возбужденными, словно бы ничего перед собой не видящими
глазами. Вспоминала эту манеру с видом превосходства объяснять прописные
истины, эту разухабистую браваду молодого ученого (а Алясков рванул в политику
чуть ли не из аспирантуры!), для которого весь мир – поле щедро финансируемого
эксперимента, неудачные результаты которого всегда можно спрятать под сукно и –
и начать новый эксперимент с той же радостной «улыбкой познанья»… Чисто
интуитивно, по-женски – на уровне физиологии, если угодно! – Тина терпеть не
могла этого человека и была едва ли не оскорблена, узнав, что «Просперити»
избрала именно его на роль дублера Голуба. «Да неужели во всей России другого
не нашлось?» – подумала она с возмущением. И лишь впоследствии осознала всю
нелепость своего возмущения. «Ага! – торжествовала, когда Георгий сообщил, что
дублер сошел с дистанции из-за «профнепригодности». – Я так и знала, что он ни
на что не способен. Даже Родину не может толком продать!» И только потом до нее
дошло, что именно из-за несостоятельности Аляскова им с Георгием подписан
смертный приговор.
Им – и Голубу. Потому что его смерть – это шанс отсрочить
наступление на Россию «Просперити».
Тина склонила голову на плечо Георгия. Разумеется,
присутствие здесь – это ее собственный выбор. Георгий пытался запретить это.
Едва разомкнув объятия там, на Зулейке, они начали спорить, пытаясь убедить и
переубедить друг друга, – и наконец смирились с невозможностью этого.
Единственное, в чем все-таки удалось Тине убедить Георгия, – так это оставить
хоть какое-то объяснение их поступка. Он написал несколько писем в редакции
крупнейших российских и зарубежных газет – написал, смеясь над собой и Тиной,
написал, с издевкой цитируя Ленина, который, конечно же, был «архиправ»,
уверяя, что свобода буржуазного художника, писателя или актрисы (или
журналиста!) напрямую зависит от денежного мешка. Тогда Тина и сама написала
одно письмо и адресовала его редактору той нижегородской газетки, в которой
работала еще несколько месяцев назад. Уж этот человек даст ход невероятной,
фантастической истории о «Просперити» и о ее намерении отделить человеческие
зерна от таковых же плевел!
Георгий не позволил отправить письма в Россию по почте.
Объемистый пакет ушел в Сен-Дени, на имя Виктории, а уж той предстояло
исполнить роль почтальона и все передать по назначению. Тина поджала губы,
конечно, но не стала тратить время на споры.
А еще Георгий подумал и написал дяде Косте. Он не смог
заставить себя обратиться напрямую к Виталию – просто из брезгливости, из
укоренившейся ненависти не смог! И объяснил свои намерения дяде Косте, не
сомневаясь, что они дойдут до руководителя Бюро. Георгий информировал о том,
что в России всегда, при любом режиме, найдутся люди, готовые пожертвовать
собственной жизнью ради спасения страны, а потому, рано или поздно, все замыслы
«Просперити» (уничтожить половину русского народа) будут сорваны.
Прочитав эти строки, Тина только кивнула и поскорее вышла на
балкон. Она стояла, прижав ладонью дрожащие губы, силясь не заплакать. Стояла и
смотрела на блеск зеленых волн, накатывающихся на золотой пляж, – стояла и
думала о том, что не нашлось ведь в России не только десятка, но даже и одного
человека, пожелавшего бросить жизнь на алтарь Отечества и отомстить, например,
за убийство больных в Первомайске, за мальчишек, которым отрезали головы в
Чечне, за угрозы и поношения в адрес страны, которая…
Которая – что? Которая уже второе десятилетие безропотно
терпит безумное насилие над собой? Ничего! Экзекуцию «Просперити» она тоже
безропотно стерпит – словно загипнотизированная, словно зомби, – и даже не
заметит этого, и будет терпеливо надеяться на лучшее…
Именно в ту минуту Тина поняла, почему Георгий так
бесповоротно решился на убийство Голуба – на фактическое самоубийство. Он
просто не хочет остаться в живых и увидеть, что все его усилия напрасны, что на
смену Голубу придет кандидат 2004-го, а затем 2008 года, и так далее… И вовсе
не из-за мощи «Просперити» и убедительности ее доводов! Из-за этой
необъяснимой, непостижимой готовности русского народа отдать страну на
уничтожение!
Как всегда, главное – понять. А потом оставалось только
принять единственное решение: пройти этот путь вместе с Георгием. Вместе – и до
конца.