…Иногда ему казалось дикостью, что между этими отбросами
человечества, к которым принадлежал теперь и он сам, могли вспыхивать какие-то
чувства. Желания… Однажды Зулу – он тоже был моряком, как и все в подвале,
белые, черные, желтые, – привел с собой новую бабу. Крашеную блондинку, еще
свеженькую. Она и так уже была навеселе, а после первого же укола и вовсе
рехнулась: принялась срывать с себя одежду с ужимками стриптизерши. Народ
здешний уже всякого навидался, а для Рока это было еще в новинку. Он пялился на
девушку во все глаза, хотя смотреть-то особенно было не на что. Тело у нее
оказалось неприятное: стройное, а все равно какое-то оплывшее, с широковатыми
плечами, тощими бедрами и едва заметной грудью. Вообще-то она скорее напоминала
одного из этих потаскунов, которых Рок видеть не мог, просто на дух не
переносил, так и передушил бы собственными руками! Пригляделся внимательней.
Нет, спереди ничего мужского не торчало: прозрачный шелковый треугольничек,
который она почему-то не сняла, позволял это заметить. И все-таки он кое в чем
не ошибся, потому что когда эта девка совсем разошлась и начала давать всем и
каждому, то вела она себя в точности как педик. Похоже, задалась целью
перепробовать всю эту гниль, которая здесь, в подвале, валялась, потому что не
выходила оттуда чуть ли не двое суток, лезла ко всем подряд. Мало кто мог –
все-таки шприц ревнивый любовник, однако Рок, помнится, попробовал. Баба
все-таки, хоть и стала на четвереньки. Ну и зря пробовал. Совсем тошно стало –
вот и все удовольствие. Но девке, похоже, он пришелся по вкусу. Она все жалась
к нему, особенно когда узнала, что он русский. Может, сама из бывших наших?
Этого Рок, однако, никогда не узнал.
Зато узнал кое-что другое. Уже потом, позже, Зулу спросил,
скучает ли он по своей блондинке. Рок только плюнул: на что она мне? Зулу с
пониманием кивнул:
– Я когда узнал, кто она на самом деле, тоже больше не мог
ее трахать. Ладно, мужик, ладно, баба, но чтоб ни то ни се… Лучше с козой,
клянусь.
Рок не понял, и тут Зулу ему такое сказал… Чтоб мужик по
доброй воле стал бабой?! Чтоб заплатил бешеные деньги за то, что ему отрежут
это вот, самое главное, самое нужное?!
Рок подумал о мальчишках, которых душманы кастрировали, как
скотов, – живых и мертвых, причем живых даже охотнее, чем мертвых… Знал он
таких, которые потом уже, в госпитале, руки на себя наложили из-за этого. Но
чтоб добровольно… заплатив деньги?! Потом он чуть не месяц на каждую бабу
смотрел с подозрением. Но вскоре научился отличать этих, «трансов», с первого
взгляда. Что-то в них было такое… словами не определишь, а нутро в комок
сжимается и поперек горла лезет, не проблюешься. И запах – ни мужской, ни
женский. Чуял Рок их, чуял!
Зулу говорил, что «трансы» идут в плясуны и певцы, в смысле
– в плясуньи и певицы, мол, даже в Москве такие есть. Это он врал, конечно,
черная рожа. Чтоб в Москве?! Хотя все может быть. Теперь пол-России раком перед
Западом стоит, так что, может, оно и верно, что такие мужики-бабы в Москве на
Сухаревке клиентов снимают.
Всегда, когда он начинал думать про Россию, хотелось вколоть
себе такую дозу, чтоб уснуть – и уже не проснуться. Про Россию да про Москву…
Хотя что ему Москва? Он там и не был ни разу в жизни. Как привезли из
Владивостока самолетом в Душанбе, а оттуда в Кабул в 86-м, так и увезли из Кабула
в Душанбе, а потом во Владивосток в 87-м. Вот и вся Россия, которую он видел.
Помнится, мальчишкой дичью какой-то казалось, что есть города, которые не стоят
на море. А потом, вернувшись, долго пугался моря: сколько соленой воды, умереть
можно. Среди воды – от жажды! Точно так же, как он едва не умер в тех сухих,
звенящих от зноя горах. Жажда ему еще и теперь снилась – это был самый жуткий
кошмар. А глотнешь воды – и все пройдет. Рок всегда ставил рядом со своим
матрасом пластиковую бутылку с водой. А однажды вскочил с криком, протянул руку
– на полу только лужа. Кто-то раздавил бутылку. Что с ним тогда было –
вспомнить страшно…
Вспомнить? А что это такое – помнить? Ничего он не помнит,
ничего. Вот и ладно. Зачем мучиться? Зулу перед тем, как отдал концы, плакал,
слезами заливался: небось вспоминал тоже… Руками махал – то ли звал, то ли гнал
кого-то. А помер – и не стало никого. Будто и не было. И те, кого он звал или
гнал, тоже как будто сгинули, как будто померли. Может, так оно и есть. Тогда
хорошо, что Року перед смертью некого звать. Мать давно уже умерла. Брат… ну,
брат на нем сам крест поставил.
Вот и хорошо. Живее будет.
А Зулу был мужик какой надо, даром что черная образина.
Умер… ничего, Рок тоже скоро умрет.
– …Он заразился СПИДом, – сказала Тина – и открыла глаза,
испугавшись своего голоса и этих слов.
Привскочила, села, поджав колени к подбородку, обхватив свои
дрожащие плечи.
Где она?
Нет, не в том жутком притоне, который только что снился.
Круглое окошко, столик, привинченный к стене. Напротив – смятая пустая постель.
Все это покачивается, колышется…
Тина долго смотрела на скомканные простыни, не в силах
ничего понять. Потом ее отпустило: легла, уткнулась в подушку.
С ума сойти! Ну и сон! Хотя после вчерашних приключений и не
такое могло привидеться. Однако привязался же к ней этот «юный нахимовец»!
Наваждение какое-то. А вот интересно знать: на самом ли деле было с ним то, что
видится Тине, или это просто причуды воображения?
Интересно? Неужели тебе и в самом деле это интересно? Или
куда больше занимают некоторые другие вопросы? В первую очередь – где Георгий?
Опять осмотрелась, кивнула: майка здесь, куртка здесь,
кроссовки валяются на полу. За стенкой жужжит электробритва.
Усмехнулась: все-таки жизненный опыт кое-чему научил
Георгия. Теперь он без джинсов ни шагу! Хотя Тине некуда бежать с его штанами
или без: вода, вода, кругом вода!
Вот уж верно говорят: судьба играет человеком. Играет,
зажмурив глаза, даже не глядит, куда швырнет его, бедолагу. В данном случае ее,
Тину Донцову. Теперь вот в морское путешествие отправила.
Соскочила с постели, глянула в круглое оконце. Иллюминатор
называется. И верно – море везде-везде. Вдали красивым полукругом смыкаются
скалы. Странно. Такое ощущение, будто она уже видела это место. И вот что еще
странно: скалы стоят на месте, никуда не плывут. И волны как-то не так
плещутся. И яхта вроде бы не движется. Приплыли, что ли?
Щелкнул за спиной замок, и Тина прыгнула обратно в постель.
Скорчилась, натянула на голову простыню, замерла.
Плечи покрылись гусиной кожей. Все потому, конечно, что
внезапное щелканье замка напугало ее, будто пистолетный выстрел. А совсем не
потому, что там, за спиной, Георгий.
Что он делает, интересно?