При виде Райки все друзья и знакомые Деспиллера сделали
большие глаза, а у Софьи Васильевны случился гипертонический криз, однако Димка
настолько ошалел от любви, что Георгий не сказал ему ни слова в упрек. Впрочем,
Раиса такой возможности просто никому не предоставляла: она без умолку трещала
о городе Тирасполе, где ее отец имел премиленький подвальчик под гаражом с
«Волгой», и в том подвале стояли две цистерны с молодыми, игривыми «Лидией» и
«Изабеллой»… И вот именно в этот город, к этому папе, который являлся лучшим
другом директора коньячного завода «Квинт», – именно туда и собиралась увезти Раиса
своего молодого супруга в свадебное путешествие!
Георгий тихо ужаснулся – и купил Раисе в качестве свадебного
подарка билет до Чикаго и обратно. Именно там, ровно через неделю, открывался
какой-то математический конгресс, куда уже год зазывали Деспиллера, –
разумеется, за счет принимающей стороны. Теперь его могла сопровождать жена.
Райка взвизгнула от счастья и сказала, что им с Димой в
новой квартире (еще один свадебный подарок от дяди Кости и «Кайге» совместно)
совсем не помешала бы французская кровать. Георгий плюнул – и подарил еще и
кровать. При доставке оной он присутствовал, и, хотя Деспиллер в это время
находился рядом, у него возникло ощущение, что именно с ним, с Георгием, а не с
законным супругом Райка желала бы обновить роскошное ложе…
«Прощай, друг!» – подумал Георгий и бежал из этого дома, дав
себе слово никогда там не появляться.
Теперь они с Деспиллером виделись только на работе. Георгий
даже домой его не зазывал, опасаясь, что тот явится с женой. Он уже начал
забывать о ее существовании, когда она вдруг возникла в лаборатории и
потребовала аудиенции.
По причине еще не начавшегося отопительного сезона Райка
была упакована в желтый мохеровый свитер с высоким воротом. Черные джинсы также
смотрелись очень миленько, и Георгий имел возможность убедиться, что ноги у
нее, возможно, и волосатые, но отнюдь не колесом. Это его несколько примирило с
действительностью: он принял Райку в своем кабинете и даже кофе предложил.
Райка молчала, помешивая ложечкой в чашке. И вдруг Георгий
заметил, что она плачет: беззвучно, но обильно – слезинки капали в кофе, а
некоторые жемчугом-бисером рассыпались по желтому мохеру.
«Ну, все, – обреченно подумал Георгий, вспомнив, что
Деспиллер вот уже два дня приходит на работу в разноцветных носках. – Сейчас
она скажет: «Я так больше не могу, этот придурок загубил мою жизнь, а ведь я
была рождена для другой жизни!»
– Жора, – жалобно прошептала Райка, – Жорик, ты должен меня
понять. Я больше так не могу. Каждый день я чувствую себя дурой, которая губит
великого человека. Он рожден совершенно для другого, а я преградила ему путь к
мировой славе!
Георгий онемел, даже никак не отреагировал на «Жору» с
«Жориком». Райка всегда называла его этими идиотскими именами, потому что
Тирасполь-то в двух часах езды от Одессы.
Он изумился – и молчал.
Впрочем, в его ответе особой нужды и не было: Райка открыла
не только шлюзы слез, но и фонтаны красноречия. Она говорила без умолку, но
Георгий, обладавший аналитическим умом, легко отделил зерна от плевел и свел
смысл сказанного Райкой к трем пунктам:
1. Она подавлена величием своего супруга-мыслителя и считает
себя недостойной его.
2. Она обожает вышеназванного супруга-мыслителя и мечтает
обеспечить наилучшие условия для парения его математического гения, которому
удалось доказать необходимость коренной перестройки всех «ферм» в мире. (Да
нет, звероферм! – не удержался от насмешки Георгий, но Райка не поняла юмора.)
3. И наконец: поскольку Деспиллер полнейший болван, идиот и
кретин и почему-то не хочет принять предложения как минимум пяти зарубежных
университетов и жить припеваючи, заботы о благосостоянии семьи ложатся на
конопатые Райкины плечики.
– Ты что, работать собираешься? – осторожно спросил Георгий,
заранее не веря ушам.
Райка кивнула с видом Сонечки Мармеладовой, собирающейся
идти на панель.
Пришлось поверить глазам…
– Слушай, но ведь Димка получает в «Кайге» четыре тысячи
баксов в месяц, – в растерянности пробормотал Георгий. – Я могу, раз такое
дело, подумать о прибавке. Скажем, пять, а? Не бог весть что, конечно, но
все-таки жить можно. Сколько это – около тридцати деревянных «лимонов»?
Райка даже подскочила на стуле. Смысл ее нового словесного
потока Георгию после некоторых усилий удалось свести к одному пункту: Раиса не
желает пользоваться подачками, а должна иметь то, что ей положено по праву. В
смысле, Диме положено, но это все равно.
– Ты о чем? – вскинул брови Георгий.
– О сканере, о чем же еще?! – пропела Раиса и сообщила, что
ей все известно: Георгий украл изобретение друга и сдал его напрокат какому-то
совместному предприятию, за что гребет громадные барыши, в то время как жена
истинного владельца этого чуда техники вся обносилась и даже не в силах купить
себе третью норковую шубку!
Пожалуй, Георгий заразился Райкиным многословием, но
все-таки ответ его вполне можно было свести к трем пунктам:
1. Сканер еще не запатентован.
2. Георгий охотно поставит на авторском свидетельстве два
имени.
3. Никакой прибыли сканер не приносил и не приносит.
– Гос-по-ди! – Райка даже зажмурилась от столь очевидной
дурости. – Да ведь Дима тебе сразу сказал, что делать со сканером. Неужто ты
таких элементарных вещей не способен понять?!
И она популярно объяснила, каким путем намерена обеспечивать
свое и Деспиллерово благосостояние. Существует, оказывается, система
преподавания иностранных языков, которая основана на использовании эффекта
двадцать пятого кадра, внедряющего в сознание человека любую необходимую
информацию. Однако купившим кассету с такой записью все-таки приходится
обращаться к пособиям и учебникам. А вот если по этому принципу построить
сканированные знания Георгия, который, как известно, полиглот, эффект может
оказаться потрясающим! Мгновенным! Без всяких там словарей! Конечно, надо
подумать о степенях защиты, чтобы кассеты не переписывали пиратским способом…
«То, что один человек придумал, другой завсегда изломать
может», – вспомнил Георгий старинную мудрость, но это не имело никакого
отношения к видеопиратству…