4. Рассматривая несовместимость довода противника с нашей
мыслью, мы иногда открываем не только, что он совместим с последней, но что
более того: он служит выгодным доводом в пользу нашей мысли. Например, положим
мы говорим, что должно «помолиться за такого-то умершего», а нам возражают: «но
ведь мы христиане, а он еврей». Услышав это, мы можем решить, что довод «мы
христиане» не только совместим с нашим тезисом, но и даже подтверждает его.
«Именно потому, что мы христиане, значит, держимся религии любви, мы и должны о
нем помолиться». Или я предлагаю выбрать третейским судьею г. Икса. Мне
возражают: «Но ведь он не знаком ни с одним из противников». Я подхватываю этот
довод: «Именно поэтому-то он особенно будет на месте: меньше вероятности, что
он будет пристрастен к кому-нибудь из них».
35:
Этому использованию довода противника для доказательства
нашего тезиса соответствует другой обратный случай, тоже часто встречающийся
при защите, но нередко упускаемый защитою: довод оказывается несовместимым не
столько с нашим тезисом, сколько с тезисом противника (антитезисом) или с
каким-нибудь его утверждением. Он иногда разрушает тезис самого противника. Такие
доводы нападения называются «самоубийственными» и дают в руки защите случай для
очень эффектного удара. Тут иной раз уже нечего обсуждать, истинен ли довод или
нет; совместим ли он с нашим тезисом или нет. Он разрушает тезис противника — и
достаточно отчетливо показать это, чтобы противник попал в трудное положение:
или отказаться от довода, или отказаться от тезиса. В устном споре из-за победы
это иногда то же, что попасть «в мельницу» в физической борьбе, если только
противник умелый и опытный. Оба эти случая применения довода противника против
него же самого называются общим именем: возвратного удара или возвратного
довода (retorsio argumenti) и в искусных руках являются очень эффектными
моментами спора.
Отношение к доводам противника. Излишнее упорство. Излишняя
уступчивость. Джентльменский спор. Война — так война. Хамская манера спорить.
Спокойствие в споре. Подчеркнутое спокойствие. Вялость.
35:
По отношению к доводам противника хороший спорщик должен
избегать двух крайностей:
1) он не должен упорствовать, когда или довод противника
очевиден, или очевидно правильно доказан;
2) он не должен слишком легко соглашаться с доводом
противника, если довод этот покажется ему правильным.
1. Упорствовать, если довод противника сразу «очевиден» или
доказан с несомненною очевидностью, не умно и вредно для спорщика. Это ведет
только на путь софизмов; если нельзя «увернуться честным образом», пытаются
применить нечестные уловки. Иногда для слушателя или для читателя они проходят
незаметно, особенно, если спорщик пользуется авторитетом. Но в глазах
противника и лиц, понимающих дело, это не придает уважения человеку. Ясно, что
человек не имеет достаточно мужества и честности и любви к истине, чтобы
сознаться в ошибке. К сожалению, такое упорство встречается даже и в научных
спорах. В спорах (36:) общественных, политических и т.д., где необходимо
считаться с психологией народных масс и нечестными приемами некоторых
противников, считают иногда необходимым не признавать открыто своей ошибки, по
крайней мере, до истечения известного времени, когда острота вопроса упадет. Но
и тут это средство и стремление «замазать» ошибку должны иметь пределы,
обусловливаемые общими задачами деятельности, настроением масс и другими
подобными обстоятельствами. Кроме того, и здесь только «ремесленник мысли»
поступает всегда по раз принятому шаблону. Иногда даже с точки зрения тактики
выгодно сразу прямо, открыто и честно признать свою ошибку: это может поднять
уважение и доверие к деятелю или партии. Вот слова одного из самых талантливых
наших ораторов: «Я знаю, что многие… думают, что интересы политики запрещают
признавать и свои ошибки, и заслуги врага… Я так не думаю». Смелое и открытое,
сделанное с достоинством сознание ошибки невольно внушает уважение. Надо помнить
и то, что раз ошибку заметили, ее уж не скроешь: противник, вероятнее всего,
сумеет использовать ее во всем объеме.
Приходится наблюдать случая излишнего упорства и в частных
обычных спорах. Оно порой доходит здесь до того, что переходит в так называемое
«ослиное упорство» и становится смешным. Защитник своей ошибки начинает
громоздить в пользу ее такие невероятные доводы, такие софизмы, что слушатель
спора иногда только рукой махнет: «ну, зарвался (или „заврался“) человек!».
Особенно случается это с юными самолюбивыми спорщиками.
2. Однако, если спор важен и серьезен, ошибочно и принимать
доводы противника без самой бдительной осторожности. Здесь, как во многих
других серьезных случаях, надо «семь раз примерить и один отрезать». Нередко
бывает так, что довод противника покажется нам с первого раза очень
убедительным и неопровержимым, но потом, пораздумав, как следует, мы
убеждаемся, что он произволен или даже ложен. Иногда сознание этого приходит
еще в споре. Но довод принят уже, и приходится «брать согласие на него обратно»
— что всегда производит неблагоприятное впечатление на слушателей и может быть
использовано во вред нам, особенно — нечестным, наглым противником. Если же мы
убедимся, что приняли «фальшивую бумажку за настоящую», когда исправить эту ошибку
совершенно невозможно, — остается только запомнить это и капитализировать в
форме опыта, который «дороже денег». Вперед мы будем осторожнее принимать чужие
доводы. И чем важнее, серьезнее спор, тем должна быть выше наша осторожность и
требовательность для согласия с доводами противника (при прочих условиях
равных).
3. Мерила этой требовательности и осторожности для каждого
отдельного случая — «здравый смысл» и особый «логический такт». Они помогают
решить, очевидно ли данный довод достоверен и не требует дальнейшей проверки
или же лучше подождать с согласием на него; достаточен ли он при данном споре
или не достаточен. Если довод кажется нам очень убедительным и мы не можем
найти против него возражений, но осторожность все-таки требует отложить согласие
с ним и прежде поразмыслить о нем получше, то мы обычно прибегаем к трем
способам, чтобы выйти из затруднения. Самый прямой и честный — условное
принятие довода. Принимаю ваш довод условно. Допустим пока, что он истинен. Как
из него следует ваш тезис? Или «какие еще доводы вы хотите (37:) привести?» и
т.п. При таком условном доводе и тезис может быть доказан только условно: если
истинен этот довод, то истинен и тезиСамый употребительный прием — другой:
объявление довода произвольным. Мы требуем доказательств его от противника,
несмотря на то, что довод и кажется нам достоверным.
Наконец, очень часто пускаются в ход разные уловки, начиная
с позволительных, вроде обычного «оттягивания ответа» на довод (в надежде, что
придет в голову возражение против него или же мы окончательно уверимся в его
истинности), кончая разными непозволительными уловками, о которых речь будет
дальше.