Мазин и Русаков в чистеньких новых костюмчиках, приготовленных для экзаменов, шёпотом переговаривались между собой в ожидании Трубачёва.
– Ты что же? Иди скорей! – встретил его в дверях Петя. – Смотри, она сидит уже, – кивнул он в сторону мачехи.
Васёк почувствовал всю торжественность обстановки, чинно поклонился и сел на скамейку рядом с Мазиным и Русаковым.
Первым отвечал Петя.
– Русаков! – вызвала Екатерина Алексеевна.
Петя взял со стола билетик и, прочитав его, сказал:
– Это я всё знаю! Можно другой?
– Можно.
– Это я тоже знаю! – радостно крикнул Петя. – Смотрите, разбор по частям речи! – Он оглянулся на мальчиков.
– Отвечай, – сказала Екатерина Алексеевна. – Дай пример.
Петя написал на доске: «Не бросай товарища в беде» – и начал бойко разбирать. Екатерина Алексеевна кивала головой. Петя закончил стихами Пушкина к няне:
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя…
В дверь тихо просунулась мощная фигура. Русаков-отец на цыпочках подошёл к столу и сел рядом с женой. Петя вспыхнул и взволнованно продолжал:
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждёшь меня…
Пушкин в детстве был очень одинок. Самым дорогим и близким человеком ему была его няня, Арина Родионовна, – рассказывал Петя, глядя прямо в глаза своим экзаменаторам.
Петю похвалили. Вторым вышел Мазин.
Он спокойно брал один за другим билеты и со словами: «Знаю, знаю…» – бросал их на стол.
Русаков-отец вопросительно посмотрел на жену и, наклонившись к её плечу, шепнул:
– Что за система?
Но она сделала ему знак не вмешиваться. Наконец Мазин выбрал себе билет и ответил по нему всё, кроме стихов.
– Стихи не знаю, надо будет выучить, – спокойно сказал он.
Трубачёв отвечал бойко, с видимым удовольствием.
Русаков-отец спросил:
– Если обыкновенные мастера в смену выполняют сто процентов задания, скажем пять пар обуви, то сколько пар обуви сделают стахановцы, выполняющие двести пятьдесят процентов задания.
– Это вопрос из арифметики, – смутился Трубачёв.
– Это вопрос из жизни, – ответил Русаков-отец. – Ну, кто сообразит?
– Я! – крикнул Петя. – Двенадцать с половиной пар!
– Верно, сын, – сказал Русаков.
После экзамена по русскому начался экзамен по другим предметам. Мальчики разошлись усталые, но довольные собой.
* * *
Школа притихла. Она стояла торжественная, праздничная, полная цветов и света. В коридорах ходили на цыпочках, говорили шёпотом. В классах сидели учителя и какие-то новые, приезжие люди с большими портфелями. Мягкая ковровая дорожка устилала лестницу и спускалась с крыльца, на котором стоял Грозный в чёрном сюртуке, с новым галстуком в голубых горошинах.
В школе шли экзамены. Они шли уже не первый день. Митя, с торчащей из кармана зелёной тюбетейкой, взволнованно спрашивал ребят из четвёртого класса «Б»:
– Ну, как у вас тут дела?
– Хорошо! Хорошо!
– Ой, Митя! Русаков на «отлично» по русскому!
– Мазин тоже! И Белкин! И Синицына! – шептали ему девочки.
– Ничего, Митя! Не подкачаем! – храбрились ребята.
– Ну-ну! Старайтесь, старайтесь, ребята! – торопливо отвечал Митя. (Для него самого наступило страдное время экзаменов.) – Я побегу… У меня вот… – Митя хлопал ладонью по учебнику. – А вы тут смотрите… Трубачёв, чтобы всё в порядке было!
– Есть всё в порядке!
Школа стояла тихая и торжественная, но вокруг неё громко и весело пели птицы, кричали и ссорились воробьи, в листьях шумел ветер и звал далеко-далеко – в поле, в лес, на речку, на вольную лагерную жизнь.
* * *
Одинцов лежал на кровати и слушал, как на крыльце бабушка уговаривала снестись большую рябую курицу:
– Накормлена, напоена и гребень красный, а ходишь, бездельница, пустая!
Одинцов засмеялся, нырнул под одеяло и сладко потянулся.
«Теперь пойдут чудесные дни! В воскресенье поход! А там, может быть, лагеря… Вчера сам директор поздравил четвёртый „Б“ с отличным завершением учебного года… Он так и сказал: „С отличным!“ – с гордостью вспомнил Одинцов и посмотрел на этажерку, где на четвёртой полке были уже аккуратно сложены его учебники за четвёртый класс.
Пятая полка ещё была пуста. На ней только к сентябрю появятся новые книги, а пока ещё только май.
– Бабушка! – закричал Одинцов, вскакивая и подбегая к окну.
У крыльца шумно кудахтали куры, стуча по тарелке с пшеном твёрдыми клювами.
Бабушка вошла в комнату, держа на ладони тёплое, свежее яичко.
– Уговорила? – обрадовался Одинцов.
– Усовестила!.. – ответила бабушка. – Тебе в мешочек сварить али всмяточку?
– В мешочек, в мешочек! – чмокнув её в сморщенную щёку, закричал Одинцов и, шлёпая по полу босыми ногами, побежал умываться.
Брызгая водой, он без умолку говорил о походе, о товарищах и о том, что теперь можно ни о чём не думать и бить баклуши до сентября.
– Бабушка, ведь мы пятиклассники! Понимаешь, пятиклассники!
– Ну, дай бог, дай бог! – повторяла бабушка, глядя на внука светлыми голубыми глазами.
Глава 37
Приготовление к походу
Поход был назначен на воскресенье. Ребята целую неделю готовились к нему и одолевали Митю вопросами:
– Кто пойдёт? Какие классы? Какие учителя?
– Повторяю, – охрипшим голосом кричал Митя, – пойдут три отряда! Четвёртый и пятый классы. Задание каждого отряда – раньше всех прибыть к костру, местонахождение которого нужно будет определить в пути, руководствуясь указателями.
– Топографические знаки! – с восторгом крикнул Белкин.
Митя кивнул головой.
– Дальше. От четвёртого «Б» в походе примет участие Сергей Николаевич.
– Ура! Ура! – Ребята вскочили с мест и окружили Митю. – С нами? Пойдёт?
– Сергей Николаевич и я будем принимать отряды в назначенном месте у костра. Понятно? – кричал Митя. – В четвёртом «Б» командиром назначен Трубачёв, а комиссаром – Булгаков, – закончил он при общем ликовании. – Сбор во дворе школы в десять часов.
– Митя! Митя! Подожди!
– Трубачёв с Булгаковым в ссоре!
– Митя, они же давно в ссоре! – зашептали со всех сторон девочки.
– Что? – нахмурился Митя и громко сказал: – Ничья ссора нас не касается. В общем деле не может быть личных интересов. Понятно?.. Трубачёв, ты слышал, что я сказал?