Табельный выстрел - читать онлайн книгу. Автор: Илья Рясной cтр.№ 36

— Постановление Государственного комитета обороны от 19 октября, — кивнул Маслов.

— Именно. «Провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте». Лично видел, как отряд милиции ставил к стенке мародеров, застигнутых на месте преступления. Жесточайшими мерами удалось сдержать этот хаос.

— Да, сейчас об этом не принято вспоминать и писать.

— А зря. Потому что очень много ясным становится. Я так понял тогда, что есть в мире тень такая огромная, в которой копошится всякая нечисть, где им хорошо и уютно, где принято воровать, подличать, жить только для себя. Там гнездится все это ворье и нечисть, мародеры и убийцы. А есть свет. И в лучах самопожертвования и доблести шли на смерть ополченцы, почти двести тысяч моих земляков, которых не гнали под дулами автоматов. Они знали, что иначе нельзя, и почти все сложили свои головы. Они для меня святые, Вова… Это разные миры. Между ними есть пересечения, иногда можно перешагнуть из одного в другой. Но есть водораздел, разделяющий тех, кто готов погибнуть за свой народ, и тех, кто грабит продовольственные базы и квартиры ушедших погибать за Родину. Оно ведь так не только в войну. Оно на все времена так.

— А инженер? — вернулся к волновавшему его вопросу Маслов.

— Володя, я когда-нибудь страдал излишней доверчивостью?

— Не замечены, босс. Скорее наоборот — никому на слово не верите никогда.

— Потому что голова человека — черный ящик. Есть лгуны, которые, говоря с тобой, сами верят в свою ложь и изобличить их невозможно. Но тут… Поверил, представляешь. Как током ударило меня — не он! Инженер наш, а не их…

— Телепатия, — кивнул Маслов.

— Уверенность. Стопроцентная. Иногда так бывает… А факты? Ну что факты. Часто они пасуют перед чем-то куда более важным.

— Это вы Лопатину не скажите. Очень он уж к фактам трепетно относится.

— Ну и кто оказался прав в итоге?

— Вы, босс. Признаю ваше величие… Когда-нибудь фильм снимут. Про темную сторону силы, — Маслов довольно улыбнулся.

— Эх, балабол ты, Володя.

— Есть немного. Но токма из лучших побуждений.

— Я же говорю — балабол… Пошли в гостиницу. Завтра будем открывать второе дыхание.

— Правильно. Первое уже сдохло…

К остановке подошел новый белый автобус «ПАЗ-652» с синей полосой. Призывно зашипела пневматика дверей. На автомате, не обращая внимания на окружающих, Люба протиснулась в салон.

— За билет передаем, — как из другого мира, послышался голос одетой в форменную одежду кондукторши, сидящей перед прозрачной перегородкой, отделяющей водителя от пассажиров.

Так же на автомате Люба протянула медный пятачок и получила билетик.

Автобус трясся. Народ втискивался в тесный салон, потрескивали кости. Люди возмущались, извинялись, переругивались — все, как всегда. «Передайте за проезд!» «А сдача?» Но Люба будто выпала из течения жизни. Ее давили тяжелые мысли.

Значит, Грек убил шесть человек и даже не поморщился. Или ей все это кажется? Придумала. Нет, наверняка он!..

И что теперь делать?

Если всплывет все наружу и выяснится, что Грек у нее отлеживался, что ей светит? Десятка за соучастие? Или трешка за укрывательство? Это уж как следователь повернет, а вертеть судьбами они большие мастера. А в тюрьму ох как неохота. Только здоровья набралась. Только обжилась. Телевизор вон купила.

Одета, как королева. Сама обшивается по выкройкам с немецкого журнала «Бурда», который клиентка ей подарила по случаю. И так ладно одета, что глупые коровы на улицах ее взглядом провожают. И тут на зону — телогреечки шить. Пусть и в авторитете она, но все равно женская зона — упаси бог. Такие склоки и интриги — хваленый мадридский двор просто загнется от зависти… А она еще шубку к зиме собралась прикупить. А ей вместо этого — телогрейку. Нет!

Она шмыгнула носом. На глаза навернулись слезы. Молодой человек, держащийся за поручень и локтем впившийся ей в бок, посмотрел на нее, решил посочувствовать или предложить помощь, но его остановил злобный взор, которым она его обожгла.

— Следующая остановка — «Пятая школа», — объявила кондукторша.

«Ну почему все так? — горько недоумевала Люба. — Почему?»

«С вором ходила, вора любила, вор погорел, погорела и я», — всплыла в мозгу старая песенка.

Да никого она не любила. Использовала всегда мужчин, потому что мужик — это тварь тупая, только на то и нужная, чтобы женщину удовлетворять. Красивой жизни хотела. И была красивая жизнь. И немножко ее еще осталось.

Ох, теперь и остается только вспоминать, как у нее все гладко было, пока Грек не появился. И принесло его из какого-то пыльного погреба!

«Вор погорел, погорела и я».

Ну, за что все это ей? За что?!

А какой выход видится?

Сдать Грека к чертовой прабабушке, а дальше будь что будет! Расстреляют его — туда ему и дорога, и пусть даже трава не растет на его могилке. Но тут заковырка есть. Он ведь, волчина ловкий, и из камеры смертников до нее дотянется. И поставят ее урки на ножи. И тогда ей в последний момент ох как захочется в зону, телогреечки шить.

А если он не узнает, что она его сдала? Мало ли кто мог сдать? Мало ли на чем те же братья Калюжные засыпаться могли?

Да узнает он все… Он, паскуда, хитер и ее насквозь видит!

— Девушка, вы выходите? — спросил студент-задохлик с учебником «Практическая хирургия» под мышкой.

— Нет! — рявкнула она, но посторонилась.

Урчал надрывно двигатель автобуса. И в голове, как ротор, вращался один вопрос: сдавать или не сдавать?

Интересно, как это все делается? До ближайшего отделения милиции прогуляться и там в уголовный розыск с доносом — прям к псам служебным в пасть? От одной этой мысли ее корежило.

Или участковому на ухо шепнуть?.. Нет, Сеня Аксютич — это пентюх неотесанный, деревня, с него толка никакого.

Так сдавать или не сдавать?

— Птицефабрика, — объявила кондукторша.

Пора выходить.

Люба ступила на асфальт. Распрямилась. Попыталась принять непринужденный вид.

Так, прочь посторонние мысли. А то Грек почувствует, что у нее на душе. И допрос учинит. А она не выдержит и выложит все. Потому что боится его хуже смерти…

Эх, да сдать его к чертям!

Когда москвичи совсем уже очумели от бумаг, допросов и отвалившихся версий, Поливанов объявил культпоход в кино:

— Сегодня воскресенье. Имеем право на культурный отдых. Форма одежды — относительно приличная.