— Так, и что, мсье — мадам?
— Я съем сэндвич, — объявила Пат.
— Тогда два сэндвича.
— Ветчина — масло? — угрожающе пророкотал официант.
— А что еще у вас есть?
— Ничего. Только с ветчиной и с маслом.
— Хорошо. Значит, два. И два бокала божоле.
— И два бокала, — промямлил гарсон, поворачиваясь на каблуках.
Она подвинула свой стул к нему.
— Маленький француз великолепен. В боксе.
Он поднял свой бокал. Она, заинтересованная, сделала то же самое.
— За вас, Пат!
— За вас Анри.
Капля вина упала на ее красное платье, прямо на грудь. Он прошептал, взволнованный:
— Я влюбился в тебя.
— What is it?
Он покачал головой и впился в свой сэндвич. Между двумя маленькими кусочками — она ела с необыкновенным изяществом кошки — Пат еще немного рассказала о себе:
— В Лондоне я работаю в Доме моделей. Я манекенщица. Правильно — манекенщица?
Он кивнул, восхищенный.
— В журналах мод есть мои фотографии. Я вам их пришлю.
Он согласился одними глазами, потому что вспомнил, что с полным ртом не разговаривают. Когда он заказал этому официанту-амебе еще два бокала, Пат не возражала. Но, допив вино, она сладострастно провела ладонью по своей обнаженной руке, закрыла глаза и сквозь слегка приоткрытые зубы почти простонала:
— Жить, жить…
Взволнованный, Плантэн не решался даже проглотить слюну.
Пат жила в отеле «Мольер», на улице Мольера, около Пале-Руаяль. Они пересекли площадь Каррузель, над которой уже взошла луна. Слегка захмелевшая Пат, повиснув на руке Анри, напевала английскую песню, другую, которую он никогда не слышал, прекрасную песню, в которой любовь делает свои первые шаги под луной и под триумфальной аркой Каррузели. Они шли небыстро. Однако они очень быстро, слишком быстро оказались перед дверью отеля.
Пат сжала руку Плантэна, задержав ее в своей, и убежденно сказала:
— Анри, вы ужасный мальчишка. Я поздравляю вас с убийством негра. Нет. Нет. Вы спасли мою жизнь. Франция довольна вами. И Англия. Очень. И я тоже. Приходите сюда в десять часов. Вам удобно в десять?
— Если хотите — в девять.
— Я предпочла бы десять. Я спать.
Она забыла свой французский. Отпустила его руку, открыла дверь, обернулась. Он смотрел на нее так, как никто на нее не смотрел. Растроганная, она произнесла:
— Подойдите, Анри, подойдите.
Он приблизился. Она на секунду прижала свои губы к его рту и тут же закрыла за собой дверь. Ее створка хлопнула в голове Анри. В течение пяти минут Плантэн глупо стоял перед нею, не шевелясь. Потом он пустился бежать по улицам, перепрыгивая через выставленные на тротуар мусорные баки. Его сердце билось с частотой три тысячи ударов в минуту, а кровь текла со скоростью 160 километров в час. Пат, моя малышка, моя блондинка, мое красное платье, мое Соединенное Королевство, моя Темза, моя маленькая девочка, моя Великобритания, мое регби, мой футбол, мой дансинг, мой пудинг, моя любовь…
Он был один в ночном Париже, город и жизнь лежали в его ладонях.
Внезапно он остановился и, подняв руки вверх буквой V, как президент Республики, прокричал имя Пат, упавшее, как камень в тишину.
Из темноты возник ошеломленный полицейский.
— Эй, там! Что это с вами?
Он осторожно приблизился к Плантэну, застывшему в позе победителя.
— Не шевелитесь.
Ощупал его и, успокоенный тем, что Плантэн не вооружен, проворчал:
— Вы что, с ума сошли, что так кричите на улице?
— Я вам сейчас объясню, господин полицейский. Я влюблен.
— Влюблен?
— Влюблен, господин полицейский.
Тот поправил кепи.
— Это не причина.
— Да нет же, причина! Если вы позволите, я опять начну кричать, иначе я задохнусь.
— Это запрещено.
— Но я же сказал вам, что я влюблен!
— Это не предусмотрено. Вы не отдаете себе отчета! Если все влюбленные примутся так орать, никто уже не будет понимать друг друга. Покажите мне свои документы.
Усмехаясь, Плантэн достал бумажник.
— Вы ошибаетесь, господин полицейский. В Париже нет такого количества влюбленных. На самом деле я здесь единственный.
— Нет, извините! — возразил блюститель порядка. — Есть еще и я! Я очень люблю свою жену. Ее зовут Югетта.
Анри непочтительно передернул плечами.
— Вам кажется, что вы влюблены в Югетту. Но это неправда.
— Как это неправда? Вы что, шутки шутите?
— Вы давно женаты?
— Подождите… В ноябре будет двенадцать лет.
— Двенадцать лет! Вы смеетесь, старина. Прежде всего, где вы познакомились с Югеттой?
— На балу полицейских. Мы танцевали с ней венский вальс.
— Прекрасно. Ставлю сто франков против одного су, что вы никогда не были так влюблены в нее, как в тот вечер. Вспомните опьянение вашего венского вальса.
— Да, конечно, ничего подобного…
— Так вот, мсье, мой вальс — это сегодняшний вечер.
— Да… да… да… я вас понимаю. Тогда кричите, кричите, но все же не слишком громко.
— Спасибо. Доброй ночи, господин полицейский.
Плантэн пошел дальше. Полицейский застыл один в задумчивости. Его, как в театре марионеток, тащила за собой нить удивительной мечты. Бедняга вздохнул: «Югетта…», а потому во все силы своих легких ночного сторожа взвыл на луну:
— Югетта! Югетта! ЮГЕТТА!..
Анри же опять бросился бежать. Таким образом он пересек Центральный рынок, миновал ящики с фруктами, овощами, грузовики и тележки. Кто-то на всякий случай крикнул у него за спиной: «Держите вора!» Изумленные шлюхи с улицы о’Зурс приняли его за ракету.
Он стремглав взлетел по лестнице и постучал в дверь мсье Пуля.
Придурок открыл тут же, в руках у него была щетка.
— Что такое? — тявкнул этот олух. — Вы меня разбудили!
— Мсье Пуль, ах, мсье Пуль! — бормотал запыхавшийся Плантэн.
— Что — мсье Пуль?
— Я должен вам сказать…
— Что? Говорите!
— Вы дурак, мсье Пуль.
— Что?.. Что?..
— Да, мсье Пуль. Мерзкий дурак, жалкий дурак, зануда и старая свинья. Это все, мсье Пуль. Спокойной ночи, мсье Пуль.
Он захлопнул дверь перед носом ошеломленного идиота и кинулся к двери Гогая. Упал прямо в объятия удивленного нищего.