Лорд Джим. Тайфун (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Джозеф Конрад cтр.№ 97

Когда Джакс обернулся, его взгляд упал на круглую спину и большие красные уши капитана Мак-Вера, который перешел на другой конец мостика. Не глядя на своего старшего помощника, он тотчас заговорил:

– Очень вспыльчивый человек этот второй механик.

– И прекрасный механик, – проворчал Джакс. – Они не могут держать нужное давление пара, – поспешно прибавил он и ухватился за поручни, предвидя неминуемый крен.

Капитан Мак-Вер, не подготовленный к этому, едва удержался на ногах и налетел на пиллерс, поддерживающий тент.

– Сквернослов, – возразил он упрямо. – Если так будет продолжаться, то я постараюсь избавиться от него при первой возможности.

– Жара, – сказал Джакс. – Погода отчаянная. Тут и святой разругается. Даже тут я чувствую, как будто голова моя закутана в шерстяное одеяло.

Капитан Мак-Вер посмотрел на него.

– Вы утверждаете, мистер Джакс, что ваша голова когда-то была обмотана одеялом? Для чего это вам понадобилось?

– Я это к примеру говорю, – тупо ответил Джакс.

– Ну и примеры же у вас! А это что значит – «и святой начнет ругаться?» Я бы хотел, чтобы вы таких глупостей не говорили. Что же это за святой, если он ругается? Такой же святой, как вы, я думаю. А какое отношение имеет к этому одеяло… или погода? Я же не ругаюсь из-за жары… ведь так? Просто скверный характер. Вот в чем тут дело. А какой смысл выражаться таким образом?

Так выступил капитан Мак-Вер против образных выражений, а под конец и совсем изумил Джакса: он презрительно фыркнул и сердито проворчал:

– Черт возьми! Я его выкину отсюда, если он не будет осторожнее.

А неисправимый Джакс подумал: «Вот тебе на! Мой-то старичок совсем неузнаваем. И характер у него появился. Как вам это нравится? А все погода. Не иначе как погода. Тут и ангел станет сварливым, не говоря уж о святом…»

Китайцы на палубе все были, по-видимому, при последнем издыхании.

Заходящее солнце уменьшилось в диаметре и безотлучно тлело умирающим бурым блеском, словно миллионы столетий протекли с сегодняшнего утра и привели его к порогу смерти. Плотный облачный вал показался с севера; он был покрыт зловещим темно-оливковым налетом и висел низко и неподвижно над морем, как прочный какой-то барьер, воздвигнутый на пути судна. Корабль, спотыкаясь, приближался к нему, как измученное животное, которое гонят навстречу смерти. Медноцветные сумерки медленно отступили, и сквозь мрак наверху пробился рой неспокойных больших звезд, которые, точно гонимые ветром, лихорадочно сверкали и казались нависшими низко-низко над землей. В восемь часов Джакс вошел в штурманскую рубку, чтобы сделать запись в шканечный журнал.

Он аккуратно скопировал с записной тетради число пройденных миль, курс корабля, в графе «Ветер» проставил слово «тихо» и протянул его сверху. Его раздражала непрерывная монотонная качка. Тяжелая чернильница скользила, словно наделенная разумом, умышленно увертывалась от пера. Написав в рубрике под заголовком «Заметка» «Гнетущая жара», он зажал зубами кончик ручки, как мундштук трубки, и старательно вытер лицо.

«Крен сильный, волны высокие, поперечные…» – начал он снова и подумал: «Сильный – совсем неподходящее слово». Затем написал: «Заход солнца угрожающий. На северо-востоке низкая гряда облаков. Небо ясное».

Навалившись на стол, сжимая перо, он поглядел в сторону двери и в этой раме увидел, как все звезды понеслись вверх по черному небу. Все они обратились в бегство и исчезли, осталось только черное пространство, испещренное белыми пятнами, ибо море было такое же черное, как и небо, усеянное клочьями пены. Звезды вернулись, когда судно накренилось на другой бок, и вся мерцающая стая покатилась вниз; то были не огненные точки, а крохотные, ярко блестевшие диски.

С минуту Джакс наблюдал полет звезд и затем записал: «Восемь часов поп. Волнение усиливается. Корабль тяжело работает. Черпает палубой. Кули загнаны на ночь на низ. Барометр продолжает падать». Остановившись, он подумал: «Может быть, ничего из этого не выйдет?» После чего решительно закончил запись: «По всей видимости, приближается тайфун».

Когда он вышел из штурманской рубки, ему пришлось отступить, чтобы пропустить капитана Мак-Вера. Тот вошел, не говоря ни слова и не делая ни единого жеста.

– Закройте дверь, мистер Джакс, слышите? – крикнул он из рубки.

Джакс повернулся, чтобы исполнить приказание, и насмешливо пробормотал:

– Верно, боится простудиться.

Это была не его вахта, но он жаждал общения с себе подобными, а потому беззаботно заговорил со вторым помощником:

– Кажется, дела не так уж плохи, как вы думаете?

Второй помощник шагал взад и вперед по мостику; ему приходилось то быстро семенить ногами, то с трудом карабкаться по вздыбленной палубе. Услышав голос Джакса, он остановился, не отвечая, и стал глядеть вперед.

– Ого! Ничего себе волна! – вскрикнул Джакс, балансируя, пока опущенная рука его не коснулась пола. Второй помощник издал горлом звук неприязненного характера.

Это был старенький, поношенный человек с плохими зубами и безволосым лицом. Он был наскоро нанят в Шанхае, когда взятый из Англии помощник задержал судно в порту на три дня, изловчившись свалиться за борт в стоявший рядом порожний угольный плашкоут (каким образом – этого капитан Мак-Вер никогда не мог себе объяснить). Он принужден был лечь в лазарет на берегу с сотрясением мозга и парой сломанных рук или ног.

Джакс не смутился неприязненным звуком и продолжал:

– Китайцам там, внизу, должно быть, нескучно. Пусть хоть утешаются тем, что наша старушка – самое устойчивое судно из всех, на каких мне приходилось плавать! Ну вот! Этот вал был хоть куда.

– Подождите – и увидите, – буркнул второй помощник.

Нос у него был острый, с красным кончиком; губы тонкие, поджатые; он всегда имел такой вид, словно сдерживал бешенство; речь его была лаконичной до грубости. Все свободное время он проводил в своей каюте, всегда закрывал за собой дверь и затихал там, словно моментально погружался в сон; но, когда наступало время его вахты на палубе, матрос, придя его будить, неизменно заставал его в одной и той же позе: он лежал на койке, голова его покоилась на грязной подушке, а глаза злобно сверкали. Писем он никогда не писал и, казалось, ни от кого их не ждал; слыхали, как он упомянул однажды о Вест Хартлпуле, да и то с крайним озлоблением в связи с грабительскими ценами в каком-то пансионе. Был он одним из тех людей, которых в случае необходимости можно подобрать в любом порту. Такие люди бывают в достаточной мере компетентны; по-видимому, всегда нуждаются; порочных наклонностей не обнаруживают и неизменно носят на себе клеймо неудачника. На борт они попадают случайно, ни к одному судну не привязаны, живут, мало общаясь с товарищами, экипаж судна ничего о них не знает, а от места они отказываются в самое неподходящее время. Ни с кем не попрощавшись, они сходят на берег в каком-нибудь всеми забытом порту, где всякий другой человек побоялся бы высадиться, и тащат свой ветхий морской сундучок, старательно обвязанный веревкой, словно там хранятся какие-то сокровища; кажется, будто они, уходя, посылают проклятие судну.