Ведьма полесская - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Кулик cтр.№ 10

Горький комок несправедливости и обиды подкатил к горлу молодого охотника. Лучше бы Егор Спиридонович кричал и матерился. Прохор никогда не считал себя трусом, и ему до глубины души было обидно слышать такие обвинения в свой адрес. Да, в пылу охотничьего азарта он потерял из виду панича, но до последнего момента думал, что тот бежит за ним. Он сделал всё что мог и виноватым в случившемся себя не считал. Хоть бы слово в оправдание дали сказать. Да ведь пан всегда прав, и ничего тут не поделаешь. Такова уж доля мужицкая: всегда быть крайним и виноватым.

Прохор не стал лезть со своими доводами и оправданиями, а молча отдал одному из мужиков самую дорогую для него вещь — ружьё.

Пока мужики, орудуя топорами, выбирали и расчищали дорогу для подъезда саней, Семен Игнатьевич и Егор Спиридонович, немного успокоившись, начали с интересом осматривать добытого зверя. Это был великолепный экземпляр.

Семён Игнатьевич не удержался и легонько пнул медведя носком сапога, словно желая ещё раз убедиться в том, что никакой опасности уже нет. Его в этот момент одолевало двоякое чувство: с одной стороны была гордость за своего сына, что справился с таким зверем, а с другой — страх, что всё могло быть наоборот.

Как и любого охотника, пана Хилькевича и пана Войховского также очень интересовало, куда попала пуля. Часть головы медведя заплыла кровью, но бывалые охотники без труда определили, что пуля вошла не точно в лоб, а чуть ближе к уху.

— Молодец. Хороший выстрел, — сказал Егор Спиридонович, как бы желая смягчить вину перед гостем за нелепую оплошность своего крепостного.

— Да… попади пуля в другое место — и неизвестно как всё обернулось бы, — согласился Семен Игнатьевич.

Вскоре, сопровождая Андрея, его отец и Егор Спиридонович тоже спешно отправились в имение.

Прохор всё это время, понуро опустив голову, стоял в сторонке. Стоял один в глубоком смятении. Несправедливое унижение переполняло горечью душу парня.

— Ладно, сын, не принимай близко к сердцу. В жизни всяко случается, — пытаясь поддержать Прохора, грустно сказал подошедший Гришак.

Прохор промолчал на утешение батьки. Ему вообще хотелось сейчас уйти куда-нибудь в самую глубь леса и побыть одному.

Гришак, словно сам в чём-то провинился, с жалостью глянул на Прохора. Он не знал, какими словами сейчас можно поддержать сына.

— Хорошо, что хоть одними царапинами обошлось. Авось всё и перегорит у панской милости… А панич всё же молодец. Не струхнул… — начал было опять говорить Гришак.

— А я, по-твоему, что?! Я струхнул?! — Прохор вдруг резко и со злостью перебил батьку.

— Я хотел просто сказать, что рука у него не дрогнула. Расстояние, конечно, небольшое — тут не промажешь… Но ведь и не заяц же на тебя прёт. Метко пулю вогнал в голову. Только вот я не пойму: коли медведь шел на Андрея, то отчего дырка в его голове у самого уха. Может, он…

— «Может», «не может»! — в отчаянии зарычал вдруг Прохор. — Ничего не «может»! Потому что в медведя стрелял я! Я этому барчуку жизнь спас, а меня кнутом за это. И рот в оправдание даже не дали открыть.

Прохор ещё что-то резкое выкрикнул в сердцах и, махнув рукой, бросился прочь куда глаза глядят. Ему казалось, что сейчас только лес может понять и успокоить его раненную душу.

Гришак долго ещё стоял с раскрытым ртом, стараясь осмыслить услышанное. Его тоже обуревало двоякое чувство. Он был несказанно рад, что его сын всё же справился с панским наказом и оправдал доверие Егора Спиридоновича. Но теперь, когда опасность позади и панич чуть ли не герой, ни один пан не захочет признать другой сюжет событий. Мало того, так с таким поворотом можно попасть в ещё более суровую опалу.

— И принёс же чёрт этого медведя на нашу голову, — в сердцах произнёс Гришак и, тихо выругавшись отборным матом, поплёлся к мужикам помочь погрузить на сани медвежью тушу.

Имение пана Хилькевича находилось примерно в полутора десятках вёрст от местечка Каленковичи [10] . Семён Игнатьевич по меркам Полесского края считался помещиком средней руки. В крепостных у него числилось около сотни душ. Более половины этих крестьян жили в селе Черемшицы, а остальные — в окрестных небольших деревеньках, больше походивших на хутора.

Черемшицы раскинулись на небольшой возвышенности в живописнейшем уголке белорусского Полесья. С одной стороны к самым хатам подступал смешанный лес с множеством вековых деревьев. С другой стороны раскинулись луга и сенокосы с островками ивовых зарослей, сгущающихся по мере приближения к небольшой речке, притоку Припяти. Речка изобиловала множеством тихих затонов и заболоченных берегов, переходящих местами в обширные и непроходимые топи. Лишь у самой деревни берег был песчаный и твёрдый. Видимо, первые поселенцы не зря выбрали такое место для своих хат, поставив их на возвышенности. Это позволяло им быть рядом с водой и в то же время не страдать от неё во время паводков.

Речка хоть и не широка, но полноводна — местами, в омутах, взрослый человек мог по шею погрузиться в её глубине. Вода кишела рыбой; у берегов и на мелководье стояли стены камыша, рогоза, тростника, где гнездилось множество водоплавающей птицы; плывя по течению, можно было увидеть с дюжину бобровых хаток, а также иногда и самих хозяев этих удивительных жилищ.

Белорусские селяне не мыслили своего существования без леса и неисчислимых рек и водоёмов. Грибы, ягоды, рыба, древесина, смола и многое другое были огромным подспорьем и необходимостью в их нелёгкой жизни.

Полесский край издревле изобиловал великим разнообразием зверя и птицы. И почти всё здешнее панство увлекалось охотой. Одни время от времени, другие и недели не могли выдержать, чтоб не побродить с ружьём по охотничьим просторам или не порыбачить летним утром на живописных затонах. Среди крестьян тоже было немало охотников, ну а рыбку сноровисто выловить различными снастями на Полесье умели даже дети.

Крестьянские избы, неровно стоявшие по обе стороны широкой наезженной дороги, образовывали центральную улицу Черемшиц. Во многих местах виднелись перекрёстки с небольшими, в три-четыре хаты, улочками, что и вовсе придавало селу вид поселения с беспорядочно разбросанным жильем. Весной соломенные крыши селянских хат утопали в буйной зелени и в дурманящем аромате черёмухи. Летом липы радовали медовым запахом. Зелень щедро дарила земле свежесть и прохладу. Осенью взор очаровывали золотистые уборы деревьев. Осенняя пора по красоте — это удивительное, даже можно сказать, сказочное время природы. Каких только оттенков не увидишь на растительном ковре, вобравшем в свою цветовую палитру весь спектр радуги! Но всё же осенью этот живой ковёр прошит одним основным цветом, собранным за летние дни — солнечным.

И каждое время года на Полесье по-своему прекрасно.

Сейчас же на дворе стояла зимняя пора — канун рождества. Ясный, с лёгким морозцем день придавал праздничности и хорошего настроения. Ничто не предвещало ненастья или тем более сильной вьюги. Коты не сворачивались клубками, пряча носы в тёплый пух; настырные воробьи и юркие синицы не залетали под стрехи и повети, ища убежища. Люди и животные не предчувствовали никаких резких перемен ни в погоде, ни вообще в жизни.