Наследник Тавриды - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 56

2 июня, через четыре дня после возвращения, Александр Сергеевич вручил Казначееву прошение об отставке.

— Я устал зависеть от хорошего или дурного пищеварения начальства, — сказал он. — О чем жалеть? О неудавшейся карьере? О жаловании? Мои литературные занятия дают мне больше. Естественно пожертвовать ради них службой.

— Но, оставаясь в штате, вы могли бы пользоваться дружбой и покровительством его сиятельства, — возразил правитель канцелярии.

— Дорогой Александр Иванович, — поэт передернул щекой. — Дружба и покровительство вещи несовместимые. Единственное, чего я жажду — независимость. Воронцов, как человек неглупый, сумеет обвинить меня во мнении света.

Казначеев сокрушенно покачал головой. На его глазах человек сам устремлялся в пропасть и не позволял себя спасти. Пушкин искал воли. Негодовал на графа. Умирал от желания видеть его жену. Обстановку разрядила только княгиня Вера Вяземская, прибывшая в Одессу 7 июня. Ее детям прописаны были морские купания. А муж надавал кучу поручений к Сверчку.

— Напишите супругу прямо: чтобы напечатать «Онегина», я готов или рыбку съесть, или на хер сесть, — при первой же встрече заявил поэт.

Княгиня решила, что Пушкин шалопай. Но, повинуясь материнскому инстинкту, взяла под свое крыло. Это была добрая и простая баба, которая утешала и бранила Сверчка на чем свет стоит.

Между тем маленькая Александрина начала поправляться, и ее наконец перевезли на дачу. Все прибрежные домики именовались хуторами. Вяземская исколесила несколько из них и с трудом выбрала один неподалеку от Рено. Прогулки на побережье и разговоры о здоровье детей сблизили ее с Лизой. Графиня позволила взять для Вериных малышей детскую повозку с пони. И не возразила, когда однажды на пешем променаде к ним присоединился Пушкин. Конечно, он без царя в голове, но присутствие другой дамы гарантирует благопристойность.

Летом море оживлялось облаками парусов. Лизе нравилось это зрелище. Стоя на валуне, она повторяла:

Не белеют ли ветрила?

Не плывут ли паруса?

После чего поэт, кусавший ногти в сторонке, окрестил ее княгиней Бельветрил.

— Замечательное имя! — погрозила ему пальцем Вяземская. — Прекрасная ветреница!

Лиза сделала вид, что не понимает двусмысленности. Но наперед решила в компании Пушкина больше не гулять. Они с Верой залезали на камни, ждали девятой волны и с визгом убегали от нее. Достойное занятие для матерей семейства! Безнаказанно дразнить стихию не стоило. Улучив момент, море подобралось к ним и окатило тучей брызг. Дамы, а заодно и Сверчок, оказались мокрыми с ног до головы. Пришлось идти переодеваться. При этом муслиновые платья так облепили фигуры женщин, что любо-дорого посмотреть. Лиза шла пунцовая. Вера хохотала. А Пушкин возбудился и принужден был прикрываться шляпой.

Все это страшно не понравилось графине, и она дала себе слово избегать подобных путешествий.

Липранди вцепился в Папу-Косту, как бульдог в палку. Полковник сердцем чуял, что хитрый грек знает больше, чем говорит. А поглядев на его сыновей-головорезов, и вовсе крякнул.

— Вас свезут под арест, — сказал им Иван Петрович по-гречески. — А имущество опишут. И отберут в казну. Лучше сразу рассказывайте, что с мавром не поделили?

Папа-Коста был свято уверен, что его вытащат из полицейского участка, благо все чины — знакомые. Ждал он помощи и от главного покровителя. Но после задержания трактирщика Ланжерон притих, словно и не его ручка была позолочена от ногтей до запястья в три слоя.

Между тем Липранди, тряхнув стариной, сам вел допросы.

— Воды в рот набрали? Или заступников ждете? — зло усмехался он. — Сразу скажу: никто ради вас мараться не будет. Есть шанс отмазаться. Выкладывайте, что знаете. Кто в катакомбах безобразит?

Трактирщик угрюмо переваривал сказанное. Точно камни в голове катал. Неделю. Другую. Понедельник и вторник третьей. Когда у младшего сына скрутило кишки от полицейской баланды, решился-таки кое-что буркнуть.

— Ваш мавр, эта, он гашиш возил. Хороший заработок.

— Гашиш? — Липранди глубоко потянул носом. Первый раз он попробовал травку в Париже у Видока, пробрало. Баловался, что греха таить. Уже вернувшись в Россию, женился, завязал. — И почем эта дрянь?

— У нас была осьмушка — четвертной. А он возьми да и пусти по червонцу. Разве дело?

— И вы решили его убрать?

— Ни-ни. — Грек замахал руками. — Только попугали.

— Знатно вы его попугали, — цыкнул на допрашиваемого Липранди. — У тебя в подвале нашли серьгу убитого с куском уха. С чего я должен тебе верить?

— Господин начальник! — Папа-Коста повалился полковнику в ноги. — Я трактирщик. Мне смертоубийства ни к чему. Ей-богу, попугать хотели. Он выигрыш не отдавал. А убили его те люди.

— Что значит, те? — передразнил Липранди. — Тоже контрабандисты? Петля по вам плачет!

Трактирщик снова замкнулся. Было видно, что он и сказал бы, да боится. Больше, чем суда и каторги. Это не понравилось полковнику. Подобным образом люди ведут себя, когда рядом незримо присутствует шайка или общество, которое шутить не любит. Папа-Коста никогда бы не сморозил лишнего, да его сбило с толку, что следователь по-гречески так и чешет. Принял за «своего».

— Неужели вы не понимаете? Наших там пруд пруди. Что от Этэрии наверху осталось? Одни начальники.

Липранди почесал в затылке. Повезло ему с национальностью. Мать гречанка, отец — француз. Сам русский.

— Стало быть, Морали убили этэристы? — уточнил полковник. — И гнездятся они в катакомбах?

— Я этого не говорил, — всполошился трактирщик.

— Сказали.

— Ответьте мне по всей справедливости, — Михаил Семенович призвал доктора Хатчинсона к себе в кабинет, — что это за болезнь? И есть ли надежда?

Англичанин с непроницаемым лицом застыл перед графом. Чего от него требовали? Правды? Она очевидна. Чахотка в ранней стадии. Девочка может прожить еще год, два, даже десять. Но рано или поздно… Впрочем, этого отцу незачем знать. Подобная откровенность может стоить эскулапу места. Между тем он честно выполняет долг. Без его усилий малютка не протянула бы и пары лет.

— Ваше сиятельство, — осторожно начал доктор. — Александрина весьма слаба. У нее и прежде проявлялись признаки врожденного туберкулеза. Но никогда так сильно, как нынешней весной. Вероятно, зима в приморском городе для нее сыровата. Возможно, лето у моря пойдет на пользу. Но холодные месяцы девочке надо проводить в более сухом климате. Белая Церковь идеальна.

Это был приговор. Значит, каждую осень Лиза будет уезжать от него. И появляться только после наступления тепла. Ведь Александрину она не покинет. Разве на неделю-другую, под присмотр бабушки. Очень тяжело. Но они выдержат. В конце концов, Михаил будет ездить к ним. Только бы не…