– Отелло, ты просто обязан – с устрашающим рвением и крайней расторопностью – жениться на этой девке.
– Что? – не поняла Дездемона.
– Они привели с собой священника, – пояснил Отелло. – Его держат в заложниках за дверью.
– Я собирался привезти Отелло в Бельмонт, умыкнуть вас в садик, заставить попа совершить его ужасное деянье, пока семейство не сообразило, но сделать это надо здесь, сейчас же.
– Но мой отец…
– Но что ваш отец сделает? Вы будете замужем, и ваш союз освящен церковью. Вы станете женою человека, спасшего Венецию. Осмелится ли ваш отец, со всею его властью, бросить вызов церкви? Дожу? Ваша любовь враз станет вашим господином, а по ходу вы навсегда прогневите отца. Двух птиц одним махом, детка. Что скажете, госпожа?
И вот улыбка расцвела, и Дездемона схватила Отелло за руку. Он заглянул в ее глаза и опустился на одно колено.
– Я недостоин, – произнес он. – Но если вы меня почтите…
– Да! – отвечала она. – Да! Да! Да! Да! Да! Да! Да! О мой милый Отелло, да!
– Блядь-французы зовут это «маленькая обаудиция», – заметил Кукан.
– «Маленький амбец», кокнийский остолоп, – поправил его я. – И мне кажется, что дакает она так громко не по этому поводу.
– А по мне – так прям кончает. Ладно, давай вытащим викария из-под нашего простофили, тут скоро неизбежно муськаться будут до тошноты.
Я схватился за дверную ручку, но повернулся к ним.
– Госпожа, а ваш отец думает, вы сейчас где?
– Он считает, что я уехала во Флоренцию за туфельками.
– Умно. Стало быть, золото есть? Подкупить священника за службу – как-то недостойно принуждать его к этому кинжалом. Хоть я и не против.
– У меня есть золото, – сказал Отелло.
– Неси, – велел я. – Я оживлю попа. На вид он слабак. Скорее всего, уже лишился чувств.
– И сильные духом не выдерживали, когда обезьянка так долго сношала их в ноздрю, – заметил Кукан.
– Прошу прощения? – осведомился Отелло.
– Он шутит, – сказал я, пряча жезл с куклой за спину.
– Сбегаю, панталончики надену, – сказала Дездемона.
– Я как раз вам собирался это предложить, – крикнул я ей вслед. – Она мила, – шепнул я мавру.
И распахнул дверь.
– Говорил тебе, – промолвил Кукан.
– Пижон! Слезай с него сейчас же. Плохая обезьянка! Скверная и гадкая!
– Пижон тут с попиком забавлялся, – пояснил Харчок.
И вскоре после, при свидетельстве благородного шута, полудурка, обезьянки и куклы на палке, Отелло и прекрасная Дездемона стали мужем и женой.
* * *
ХОР:
Два дня миновало – мавр и Дездемона наслаждались своими брачными радостями, и лишь тогда весть об их свадьбе распространилась от священника к солдату, от него к слуге, а от того достигла слуха Родриго. И он с тяжелым сердцем от того, что сам Дездемону потерял, пришел за утешеньем к другу своему Яго.
– Стало быть, мавр погубил дочь Брабанцио? – произнес Яго, расхаживая по офицерским квартирам с головокружительным напором вдохновенья. – Ха! Теперь его совет наверняка повесит. Это и впрямь добрые вести! Свидетели у тебя, конечно, есть? Если нет, придется вылепить таковых из самых выдающихся мерзавцев, кто только по карману будет нам. Деньги есть?
– Нет, это не поможет, – проскулил Родриго. – Ведь он не против воли даму взял, он на ней женился. Да, она погублена, но по своему разуменью и согласию, и погублена она лишь для меня. В глазах Господа и государства она принадлежит теперь мавру.
– Ох ять. – Яго замер на месте. – Женаты?
– Священником.
– Мавр и Дездемона женаты?
– Перед свидетелями. Внесено в городские книги.
– Женаты? Перед свидетелями?
– Свидетельствовали дурак, великан и обезьянка.
– Ять!
– Вы уже это говорили.
Яго вновь заметался по жилплощади, затем выхватил кинжал и принялся чертить им в воздухе планы. Родриго меж тем вжался в стену.
– Еще не поздно этой свадьбой мавра погубить. Когда сие действо поимело место?
– Двух дней не прошло как. Но и посейчас Дездемона скрывается у мавра в доме.
– А Монтрезор о сем не ведает?
– Нет, он у себя на квартире, возле дожева дворца.
– Не в Бельмонте?
– В Бельмонте вести я и узнал. От Нериссы, служанки Порции.
– Служанка знает, но не знает господин? Истинно говорю тебе, Родриго, женщины – коварное племя. Тащи их в койку, если очень нужно, но клятвам их не верь – они всего лишь паутина, кой затканы ворота в конюшню. Она порвется от малейшего усилья, стоит пройти в них очередному жеребцу.
– Но, добрый Яго мой, разве у вас своей жены нет? А прекрасная Эмилия?
– Я потому и знаю, что говорю. Пук обмана в приятной глазу обертке – вот что она, да и все они таковы. Горе мужчине, кто подумает иначе и вверится им своим расположеньем. – Яго сунул кинжал в ножны, словно Цезаря закалывал. – Пойдем, Родриго, пробудим сенатора Брабанцио и поглядим, не спустит ли он смертоносный гнев свой на мавра, прежде чем до него дойдет вся история. Приготовь мужей вооруженных. Брабанцио стар, и убивать ему пойдут другие.
* * *
От нежной моей дремы на полу вестибюля в доме Отелло, где я приземлился, скатившись с лестницы… приводнился, если быть точнее, похоже, в лужицу своей же рвоты, – меня, короче, пробудили, и я направился к дверям обратиться с речью к какой-то банде подлецов, что орала, и колотила в створки, и вообще усугубляла шероховатой остротой своей мой только народившийся бодун.
– Чего? – Я распахнул двери, ожидая, что солнце сейчас вобьет колья сожаления мне в лоб, однако снаружи была ночь и передо мной стоял Брабанцио, а за ним – десятка два мужей с факелами. Некоторые обнажили мечи. – Монтрезор? – молвил я.
– Фортунато? – молвил Монтрезор. – А вы что тут делаете?
– Стою лицом к лицу с ятой толпой, очевидно. А вы что тут делаете?
– Пришли арестовать мавра, который похитил дочь мою Дездемону и держит ее под своими языческими чарами!
Из глубин толпы донесся крик:
– Сейчас, пока вы медлите, вот в это мгновенье, черный матерой баран белую вашу ярочку таранит!
[61]
– Мавр и ваша дочь уже играют где-то в скотинку о двух спинках!
[62]
– раздался еще один вопль.
– Прямщаз он виноват перед вами в нахальном и дерзком поведении!
[63]
– крикнул кто-то еще.