Наткнулась на Нестерова и открыла глаза. И тут
же отвела их – ужасно неловко было.
Похоже, он чувствовал себя аналогично – уж
очень натянуто прозвучал его голос:
– Она?
– Что? – не поняла Алена.
– Ну, эта девка, которая там валяется –
вполне живая, кстати! – та самая Лена, которую вы видели в «Юбилейном»?
– Господи… – сокрушенно пробормотала
Алена. – Я даже внимания на обратила, она это или не она. Ее лицо было
закрыто волосами, я не разглядела…
– Так вернитесь и посмотрите
снова! – сердито приказал Нестеров. И не смог сдержать ухмылки, когда
Алена воззрилась на него с ужасом: – Да что вы так смотрите? Не видели
групповухи, что ли?
– Никогда, – отводя глаза,
призналась Алена. – Покуда Господь спасал.
– Ну, это еще семечки, – вздохнул
Нестеров. – Такое иногда застаешь в каком-нибудь притоне… Ладно, на
девушку вам все-таки придется еще посмотреть. Так что наберитесь мужества и…
Снова туда? Опять увидеть эти страсти-ужасти,
эти бессильно обмякшие тела, эти пьяно распяленные рты, эти белесые пятна на
темно-красном паласе, эти сплетенные ноги и спутанные длинные волосы,
прикрывавшие лицо спящей девушки и, словно паутина, обвивавшиеся вокруг бедра
ее партнера, в которое она уткнулась, прежде чем уснуть…
Паутина? Темная паутина? Волосы темные!
– Нет! – вскрикнула Алена. –
Это не она! Эта брюнетка, а та – блондинка! Это не Лена! Можно уходить!
И опрометью ринулась в коридор.
Нестеров поспешал следом.
Он нажал кнопку лифта, который так и ждал их
здесь, на девятом этаже, однако Алене было невыносимо оказаться сейчас с Нестеровым
в тесной кабинке, в которой и отвернуться-то друг от друга некуда, некуда даже
глаза отвести. И вдруг та бурная сцена в бассейне всплыла – вот уж правда что
всплыла! – в памяти. И героине нашей стало совсем худо – так, что она
ринулась бегом вниз, вниз, едва касаясь ногами ступенек, хватаясь за перила,
чтобы не упасть, и опомнилась только на крыльце, когда пыльный ветер ударил в
лицо.
Какой чудесный, свежий ветер!
– Погодите, – раздался за плечом
голос Нестерова. Такой деловой голос! – Раз Лена не та, значит, надо
искать другую. Похоже, тут не дом, а логово проституток! Давайте посмотрим, что
вам Муравьев прислал.
– Кто? – не глядя на спутника,
пробормотала Алена. – А, Муравьев! Да, давайте посмотрим.
Открыла поступившие сообщения. А вот и послание
Льва Ивановича. В самом деле: в доме проживает пять Елен. Но трое не подходят
по возрасту: одной шесть лет, другой сорок, третьей восемьдесят. Двадцать пять
Елене Корякиной из 34-й квартиры, двадцать два Елене Сергеевой из квартиры 101.
– Ну что ж, пошли в 101-ю, –
вздохнул Нестеров. – Кажется, ничего в жизни я так не хотел, как увидеть
сейчас эту вашу знакомую Елену, пусть даже в такой же ситуации, как ее тезку.
Главное, чтобы жива была!
– Но тогда непонятно, зачем понадобилось
врать Холстину! – пожала плечами Алена.
– Знаете, лучше пусть я буду озабочен
вопросом, зачем понадобилось врать Холстину, чем вопросом, кто и почему убил
девушку, – холодно поглядел на нее Нестеров и, соскочив с крыльца, пошел к
третьему подъезду, где на девятом – опять на девятом! – этаже должна была
находиться квартира 101.
Перед тем как войти, Алена оглянулась.
Маменьки и деточки из песочницы таращились на них с одинаковым любопытством. И
две гревшиеся на солнышке кошки – серая и черная – смотрели так же. И три рыжие
собаки, зашедшие из соседнего двора, и две «Волги», черная и белая, и синяя
«Вольво», стоящие чуть поодаль…
Сама не зная почему, она думала обо всем этом,
пока поднималась на лифте. Интересно чем, почему столь обычная дворовая картина
так зацепила зрение?
И вот очередной, девятый этаж, очередная
обшарпанная дверь – на сей раз закрытая. Нестеров позвонил.
– Кто там? – вопросил суровый
женский голос.
Нестеров приоткрыл было рот – ответить, однако
почему-то ни слова не сказал и повелительно кивнул Алене: мол, говорите вы!
Она возмущенно воздела брови, что означало:
«Почему я?!» – однако Нестеров снова кивнул, теперь уж на дверь, из-за которой
раздалось новое, еще более суровое: «Кто там?!», и Алена решилась:
– Здравствуйте! Извините, Лену можно
повидать?
Щелкнул замок, дверь открылась – и Нестеров с
Аленой враз невольно отпрянули при виде высокой плечистой старухи, возникшей
перед ними. На ней была черная кофта и черная юбка, поверх этого – белый
передник в черный горошек. Жидкие седые волосы заплетены в косицы и уложены на
голове неким подобием короны. Пергаментная кожа туго обтягивала впалые щеки и
высокий лоб, глаза выцвели, губы вытянулись в нитку, а впрочем, можно было
сразу сказать, что стоявшая перед ними женщина обладала когда-то (очень, очень
много лет назад) красотой замечательной, и Алену словно укололо что-то в
сердце: у той Лены из «Юбилейного», у беспутной Ленки-матерщинницы, были такие
же изысканные черты лица. Два цветка: недавно раскрывший лепестки – и
совершенно увядший…
– Здравствуйте! – отчеканила
старуха. – Вам Лену? Ее нет дома. А зачем вам она?
Она именно чеканила, а не говорила. Причем тон
был какой-то прокурорский. Отчего-то Алена почувствовала себя врагом народа,
разоблаченным в связях со всеми империалистическими разведками, которые только
существуют, и даже с несуществующими. «Бог ты мой, можно представить, в каких
ежовых рукавицах тут держат Лену! – подумала Алена. – Как ей только
удалось… Нет, не может быть, чтобы это была она, та самая! Все-таки Ирина,
наверное, дала нам неправильный адрес. Но как бы проверить?»
– Э-э, понимаете, я представительница
модельного агентства «Прити вумен», – выпалила она, сама изумившись,
откуда взялось вдруг в голове какое-то агентство, да еще с таким названием. А,
ну да, ведь Надя рассказывала Ленке, что Ирина Покровская работает в салоне
«Красотка», это и есть «Прити вумен». – Мы проводили кастинг, в смысле,
отбор будущих моделей, – сочла нужным пояснить она прежде всего потому,
что сама не слишком-то хорошо знала, что такое «кастинг», – и ваша внучка
успешно прошла конкурс, однако не явилась на первое занятие. И вот я решила
узнать, как она, не заболела ли. Можно ли ее повидать?