Сексуальные отношения. Секс и семья с точки зрения теории объектных отношений - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Е. Шарфф cтр.№ 37

В этом примере секс связан как с родительской семьей пациента, так и с новой, ожидаемой, которую он может обрести, когда вырастет. Поиск нового объекта любви для подростка сопряжен с разочарованием в прежнем объекте – родителях. Фантазия выражает надежду на то, что разрушенные отношения с ними в новой жизни могут быть «трансформированы» (отсюда автомобиль с «трансформируемым» верхом). В ней также отразилось обретение потерянной части себя в виде «удочеренной сестры-близнеца», компенсирующей утрату родителей после их развода и в результате взросления. Однако необходимо рассмотреть и другие аспекты мастурбации. Центральная фантазия сталкивается с конкуренцией. Как отмечает Лауфер, в ходе своего развития подростку приходится жонглировать конфликтующими элементами [123] .

Другая фантазия, возбуждавшая и одновременно пугавшая его, также берет свое начало в сновидении. В нем он лежит на траве рядом с одноклассником, который вдруг превращается в девочку с большой грудью; ее тело, лицо и поведение вызывают у него ощущение комфорта и успокаивают его. Эрика напугал гомосексуальный элемент сновидения, однако оно отражало его тревогу по поводу своего тела и беспокойство по поводу того, не кажется ли его сверстникам, что у него слишком женственная грудь. Это сновидение/фантазия было неприемлемым для его нарциссизма, поэтому мальчика окончательно заместила девочка, похожая на него, соответствующая родительскому идеалу и восхищающаяся им как мальчиком-мужчиной.

Об отношениях Эрика с родителями отчасти можно судить по происхождению его центральной мастурбационной фантазии. Единственный раз, когда его отец коснулся вопроса мастурбации, он сказал Эрику: «Постарайся не мастурбировать слишком много. Подожди (с сексом) до женитьбы». Таким образом, мастурбация в некотором неопределенном объеме была объявлена приемлемой. Однажды у него возникла фантазия о том, что часть его мозга вытекла наружу. Иногда он начинал бояться (хотя и знал, что это невозможно), что его пенис затвердеет или атрофируется.

Эрик никогда не обсуждал мастурбацию с матерью. Однажды она вслух высказала удивление по поводу его грязных простыней. Он притворился, что не понимает, что она имеет в виду, и она не стала развивать эту тему. Иногда он задавался вопросом, не откроет ли она дверь в его комнату, но она никогда не пыталась этого сделать. Он чувствовал, что смог заставить ее проявить – пусть молча и неодобрительно – заботу о его теле. Простыня стала переходным объектом, о который он терся во время своих фантазий и посредством которого устанавливалась связь с матерью, так как она стирала простыни.

В 15 лет он рассказывал возбуждающие истории своему приятелю, и они оба мастурбировали в темноте, однако гомосексуальный оттенок таких занятий не нравился Эрику, и в дальнейшем он избегал мастурбировать в компании других мальчиков.

С 16 лет у него было несколько подружек, которые постепенно заменяли объект его мастурбационных фантазий. Когда ему было 19, его постоянная девушка, к которой он испытывал серьезные чувства, попросила, чтобы он называл ее Лорой, – так звали его выдуманную сестру-близнеца. Они начали часами обниматься и целоваться, после чего он в одиночестве занимался мастурбацией. Этот паттерн сохранился, когда первые отношения закончились и он начал встречаться с разными девушками. Эрик стал реже мастурбировать, когда в привычку вошла взаимная стимуляция до достижения обоими партнерами оргазма, и так продолжалось два года – до первого в его жизни полового акта, случившегося в 23 года.

Случай Эрика позволяет нам составить представление о довольно типичном переходном использовании мастурбации в процессе смены первичного объекта на сексуального партнера в ранней юности и взрослом возрасте. Рассмотрев его опыт, мы можем сравнить его с тремя другими примерами мастурбационного поведения, отражающими совсем иные паттерны развития подростков со слабой целостностью Эго. У этих мальчиков в мастурбации проявлялись нарушения их общего развития на разных стадиях подросткового возраста.

Уилсон был одиннадцатилетним мальчиком, плохо успевавшим в школе и еще не вступившим в пубертатный период. С ним постоянно что-то случалось, в частности, он устроил несколько небольших пожаров, играя со спичками. Его усыновили, когда ему было 6 месяцев, и он чувствовал себя отличающимся от всей семьи и считал, что его не принимают, о нем не заботятся. Его сестра Дэйл, по его мнению, была такая же, как родители, а он был другим. Он в самом деле отличался повышенной физической активностью и обладал менее развитой речью по сравнению с сестрой и родителями, однако не было никаких признаков того, что они его отвергают – сознательно или бессознательно. Случалось, что отец действительно ругал Уилсона и кричал на него, щадя при этом Дэйл. Более важно было то, что за восемь месяцев до этого отец перестал с ними жить. В течение года отношения между родителями Уилсона были весьма напряженными, и хотя впоследствии они снова стали жить вместе и активно участвовать в семейной терапии, Уилсон утверждал, что ненавидит свою семью, особенно отца. Во время терапии он непрерывно разыгрывал сюжеты, в которых «плохие парни» пытались украсть сокровища, падали с лестниц или вертолетов, стреляли в полицейских или солдат и, в конце концов, гибли сами. На рисунке 3 изображены человеческие фигурки, стреляющие, погибающие, выпадающие из окон. Насилие торжествует. На одной сессии он сделал рисунок семьи, в котором изобразил в этой роли отца. Выжила только кошка, которую – случайно – звали Мамочкой (сокращенно от «Злой мамы») (рисунок 4).

Это вариант доподросткового регресса в развитии. Поджоги, частые несчастные случаи и возбуждение от насилия – все это эквиваленты мастурбации, в которых агрессия сливается с сексуальным возбуждением в форме инцестуозных фантазий, несущих в себе элемент первичной агрессии. Когда включаются гормональные силы, происходит регресс на догенитальную стадию, и мальчик начинает особенно бояться «мать-колдунью» [124] . Кроме того, у Уилсона заметна идентификация со злым, жестоким отцом, который против всей семьи, и с властной, садистской матерью – единственной выжившей. Он интериоризует ссору родителей, а с добавлением собственной злости его версия эдипальной борьбы с отцом становится более полной, чем просто кастрация.

Через несколько месяцев Уилсон, теперь уже 12-летний мальчик, на индивидуальных сессиях стал выдавать явно сексуальный материал. В основном он рассказывал, как его будет отвергать его «девушка». Он часами обсуждал с другими мальчиками, как подойти к девочке, а затем, под предлогом того, что она не так посмотрела на него, с облегчением бросался наутек, говоря: «Я упустил свой шанс. Я знаю, она ненавидит меня». Он отказывался танцевать на вечеринках, которые устраивались для их седьмого класса, но зато прыгал вокруг танцующих одноклассников и всячески дергал их и шутил над ними. Мне он рассказывал анекдоты про грязных девочек и, в конце концов, сломал палец, когда в школьном автобусе изображал механическую говорящую куклу, крепко обнимая мальчиков со словами: «Привет, я Сьюзи! Я проститутка! Поцелуй меня!»