33 стратегии войны - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Грин cтр.№ 158

Каким образом режим может вести антипартизанскую кампанию? Полковник Джон Бойд предлагает целый набор средств и инструментов: дискредитируйте объединяющую идею партизан, разрушьте их единство, показав цельность правительства, продемонстрировав, что оно верно понимает нужды народа и служит ему, а не эксплуатирует и не грабит его, потакая интересам власть имущих. (Если осуществить такую политическую программу не в ваших силах, отмечает Бойд, вам стоит теперь же, без промедления, переходить на другую сторону, чтобы позже не пришлось спасаться бегством!) Возьмите на себя политическую инициативу по беспощадному искоренению коррупции и гласному наказанию виновных. Выберите новых лидеров, чья компетенция и популярность были бы общепризнанными. Убедитесь, что они отправляют правосудие, устраняют самые вопиющие изъяны и обеспечивают связь правительства с народом.

Грант Т. Хаммонд «Военное мышление: Джон Бойд и американская безопасность», 2001

Назовем такого рода стратегов воинами морали. Их можно разделить на две категории: борцы сознательные и скрытые.

Cкрытыми воинами морали обычно движет обыкновенная слабость. Им плохо удается участие в прямой борьбе за власть, поэтому они пользуются другим, подходящим для них оружием, заставляя окружающих чувствовать себя виновными или уступающими им в нравственном отношении, – так они добиваются превосходства, причем, как правило, это происходит у них неосознанно, на рефлекторном уровне. Несмотря на кажущуюся хрупкость, они опасны на индивидуальном уровне, поскольку выглядят невероятно убедительными в своей искренности и обладают огромной силой воздействия на человеческие эмоции.

Сознательные воины – те, кто пользуется стратегией, прекрасно понимая, что делает. Они представляют особо серьезную опасность на публичном уровне, где могут добиться преимущества, манипулируя средствами информации. Лютер относился ко второй категории воинов, однако он и в самом деле верил в ту мораль, которую проповедовал, поэтому использовал эту стратегию исключительно для того, чтобы взять верх в борьбе с папой. Менее искренние воины морали часто неразборчивы в применении данной стратегии, они приспосабливают ее абсолютно к любому делу, на стороне которого решают выступить.

Это мир не ангелов, а острых углов, в нем люди говорят о моральных принципах, но действуют согласно принципам силы; мир, где мы всегда высоконравственны, а наши враги всегда безнравственны.

Сол Д. Алински «Правила для радикалов», 1972

В современном мире разработано несколько стратегий, позволяющих справиться с подобными воинами. Французский офицер и писатель Андре Бофре проанализировал использование морали в качестве военной стратегии в контексте французско – алжирских войн в пятидесятые годы прошлого века и войн во Вьетнаме, которые велись вначале Францией, а потом Соединенными Штатами. Вот как предстают эти войны в представлении Бофре. И алжирцы, и жители Северного Вьетнама стремились представить названные конфликты в глазах мировой общественности как освободительные войны, в которых народ борется за свою независимость с империалистической державой. После того как с помощью средств массовой информации эту точку зрения удавалось закрепить, в том числе в представлении многих французов и американцев, уже несложно было добиться международной поддержки, которая, в свою очередь, позволяла добиться изоляции Франции и США и их осуждения мировым сообществом.

Обращаясь напрямую к тем группам американцев и французов, которые тайно или открыто симпатизировали «борцам за свободу» или держались в этом вопросе нейтралитета, они сумели снизить поддержку войны в самих этих странах. В то же время они вели себя достаточно хитро, чтобы скрывать многочисленные недостойные приемы и маневры, к которым прибегали, ведя партизанскую войну. В результате в глазах всего мира алжирцы и вьетнамцы безоговорочно выиграли моральное сражение, крайне затруднив Франции и США свободу действий. Осторожно пробираясь сквозь минные поля политики и морали, эти государства уже не могли довести свои войны до победного конца.

Бофре называет применение морали в стратегических целях «внешним маневром», поскольку оно и лежит вне территории, за которую идет сражение, и выходит за рамки обычной военной стратегии. Этот маневр действует в своем собственном пространстве – в области нравственности. С точки зрения Бофре, и Франция, и Соединенные Штаты допустили ошибку, уступив эту область неприятелю. Поскольку обе эти страны, обладающие богатыми традициями демократии, рассматривали свои войны как справедливые, для них само собой разумелось, что и мировое сообщество увидит происходящее в том же свете. Им не представлялось необходимым отстаивать свои позиции с точки зрения морали – и в этом была их роковая ошибка.

В наши дни нациям и государствам приходится играть в открытую, объясняя и комментируя свои намерения, дабы не дать неприятелю возможности выставить их перед всем миром в неприглядном свете, как некую «силу зла». Стараясь не показаться размазней, которая только и делает, что сетует и жалуется на неприятеля, они в то же время должны разоблачать лицемерные выходки врага и сами настаивать на моральной оценке войны – доказывая, что ведут войну исключительно из соображений нравственности. Уступая область морали противнику, вы лишаете себя свободы действий; теперь любой ваш ход, любая необходимая вам военная хитрость будет лишь укреплять искаженные представления о вас, которые постарался создать ваш неприятель, – так что вы еще задумаетесь, стоит ли применять эти хитрости.

Все сказанное выше в значительной мере относится ко всем формам конфликтов. Когда ваши враги пытаются выставить себя в выгодном свете, показав, что они благороднее и нравственнее вас и, следовательно, правда на их стороне, вы должны понимать, что все это означает в действительности: не рассуждения о морали, о добре и зле, правоте и неправоте, а умная, коварная стратегия, внешний маневр.

Есть много способов распознать подобные внешние маневры. Во – первых, моральная атака зачастую наносится с давно оставленного поля и не имеет ничего общего с сутью конфликта, как вы ее представляете. Противник припоминает, вытаскивает на свет нечто, что вы делали в абсолютно другой области, например какой – то компрометирующий факт, – это помогает переманить на свою сторону ваших сторонников или заставить вас мучиться, испытывая чувство вины. Во – вторых, атака часто носит эмоциональный характер: доводам рассудка противопоставляются чувства и личные выпады. Вы вынуждены объясняться, оправдываться, вместо того чтобы отстаивать дело, за которое сражаетесь, – полем боя становится не дело, а ваш характер, ваша личность. Мотивы ваших поступков подвергаются сомнениям, интерпретируются в самую невыгодную сторону.

Человечество как таковое не может вести никакой войны, ибо у него нет никакого врага, по меньшей мере на этой планете. Понятие «человечество» исключает понятие «враг», ибо и враг не перестает быть человечеством, и тут нет никакого специфического различения. То, что войны ведутся во имя человечества, не есть опровержение этой простой истины, но имеет лишь особенно ярко выраженный политический смысл. Если государство во имя человечества борется со своим политическим врагом, то это не война человечества, но война, для которой определенное государство пытается в противоположность своему военному противнику оккупировать универсальное понятие, чтобы идентифицировать себя с ним (за счет противника), подобно тому как можно злоупотребить понятиями «мир», «справедливость», «прогресс», «цивилизация», чтобы истребовать их для себя и отказать в них врагу. «Человечество» – особенно пригодный идеологический инструмент империалистических экспансий, и в своей этически – гуманитарной форме это специфическое средство экономического империализма. Можно перефразировать известное высказывание Прудона: если кто – то апеллирует к человечеству, значит, собирается смошенничать. Использование и монополизация такого термина, как «человечество», может иметь определенные непрогнозируемые последствия, например, умаление врага, отказ ему в праве называться человеком и объявление его изгоем, не принадлежащим к человечеству. Война в таком случае может быть доведена до самых крайних степеней бесчеловечности.