Что-то злое, темное, уродливое, новое овладело Констанцией. Она отомстит им всем: и Раймонду, решившему, что его завоевательские планы важнее супружеского долга, и Алиенор, уверенной, что ей все дозволено, и немощному дурачку Луи, не способному обуздать собственную жену! Констанция любой ценой заставит отвратительную Далилу, слабовольного Самсона и бесхребетного венценосца-схимника исполнить свой долг.
Дышать стало чуть легче. Вернулась Грануш, опять обмывала, обтирала мягкой тканью личико своей звездочки, мазала горячую щеку прохладной пастой с ментоловым запахом.
– А Раймонда ты видела?
Татик уставилась в кувшин:
– Не встречала.
Напрасно спросила.
Людовик любезно передал, что «будет рад» принять княгиню Антиохии. Похоже, Капетинг и в обычных обстоятельствах редко чему радуется, а ее приход и вовсе не сулил ему ликования.
Покои французского короля выглядели так, как полагалось выглядеть пристанищу взявшего крест паломника, охраняемого священником-секретарем и оруженосцем-евнухом: на стене висело огромное распятие, к стенам придвинуты три узкие монашеские койки, на сундуке возлежала бережно сложенная кровавая орифламма Сен-Дени, с которой еще Шарлемань ходил на освобождение Святой земли. Окно заслонял Тьерри Галеран, еще один человек, оскорбленный Алиенор. Луи метался по комнате. Увидев княгиню, бросился навстречу, отмахиваясь заранее от всех принесенных ею неприятностей:
– Княгиня, увы, я слышал о вашей размолвке с Раймондом! Я уверен, что все объяснится! Алиенор – она же сущий ребенок! Она так обрадовалась встрече с родичем… К тому же, вы знаете, в Аквитании совсем другие манеры, эта новомодная куртуазность…
Как эта женщина приобрела такую власть даже над собственным мужем?!
– Ваше величество, – Констанция словно оборотилась в неудобоваримую и беспощадно откровенную даму Филомену, – я ни в чем не виню королеву. Ее доброе имя вне подозрений. Увы, я не могу сказать того же о моем супруге. Князь охвачен семейственной приязнью, но его постоянное присутствие около королевы люди толкуют превратно.
Король отшатнулся.
– Королева любит меня и верна мне! – воскликнул он жалким, писклявым голосом. Потными холодными руками вцепился в запястья княгини: – Мадам, вы обязаны понять. Ее величество иногда неосмотрительна и наивна. Она весела, блистательна, привыкла к поклонению. Алиенор любит веселье и развлечения, как дитя!
Людовик просительно уставился на Констанцию. Он не замечал ее распухшей щеки и разбитых губ, ему не было дела до маленькой тихони-княгини, он отчаянно искал подтверждения, что он не рогоносец. Однако Констанция была спасительным, но тошнотворным лекарством:
– Сир, людские языки злы и несправедливы, и именно поэтому мать будущего короля Франции обязана держать себя безукоризненно.
Монарх снова забегал из угла в угол на согнутых длинных, тощих ногах, трясущимися руками теребя ворот рубахи на тонкой шее с острым кадыком. Оправдать Алиенор, конечно, было невозможно, но, глядя на мужчину, выпавшего ей в супруги, не понять ее тоже не получалось.
– Ваше величество, я вынужден согласиться, – нехотя выдавил из себя Тьерри. – Только недавно я слышал, как Серкамон распевал: «Лучше бы было для нее никогда не рождаться, нежели совершить ошибку, о которой будут говорить отсюда до Пуату!»
Не простил Галеран ехидных издевок королевы.
– Кто? Что? Кто говорит? – взвизгнул Луи, вцепился руками в волосы. – Да как он смеет!
– Серкамон, разумеется, уверял, что баллада не имеет ни малейшего отношения к ее величеству, даже конкретно указывал на графиню Триполийскую… – развел руками Тьерри. – Но одно то, что это требует разъяснений…
– Ваше величество, на вас смотрит весь христианский мир. Не для того вы взяли крест, чтобы стать посмешищем.
Наверное, никто, кроме Бернарда Клервоского или аббата Сугерия, не смел так говорить с владыкой Франции, но чем слабее венценосец, тем сильнее все окружающие его, не только неверная ему королева. Людовик плюхнулся на табурет, спрятал лицо в ладони:
– Чего же вы от меня хотите, княгиня? Вы думаете, я слеп? Что у меня ни чести, ни чувств? Но что мне делать, я всю душу вложил в этот поход, что же теперь – все бросить? Половина моего войска – прямые вассалы королевы!
– Ваше величество, вы не только сюзерен, вы муж! Действуйте на правах мужа! Силой заберите королеву из Антиохии и немедленно двигайтесь в поход! Все забудется в славных деяниях!
Луи обхватил себя руками, под рубахой из костлявой спины по-сиротски торчали остренькие лопатки. Сморчок он, конечно, хоть и король прекрасной Франции. Не могла его жена не наброситься на мужественного, благородного и статного Раймонда.
– В поход куда? – тонким голосом, жалобно, как дитя, спросил его величество и так беззащитно заморгал, умоляюще глядя на Констанцию, что она сама почти заплакала. Ну что он хочет от нее? Позволить его супруге играть ею и Раймондом так же, как честью Франции? Терпеть позор и поругание безропотно, как терпит сам? Вдохнуть в него волю и упорство труднее, чем набрать воду в дырявый кувшин. – На Алеппо? Князь уверяет, что самый опасный враг христиан – Алеппо. – И Луи добавил с отчаянием ребенка, которого заставляют встать на горох: – Но я не хочу идти с ним на Алеппо.
Алеппо? Боже мой, да, ведь необходимо взять Алеппо! Уничтожить Нуреддина, навеки избавиться от тюркской угрозы, а потом уже распрощаться с французами навсегда. Но Раймонд непременно примет участие в таком походе. Под Алеппо он окажется вместе с нею! Они совершат этот подвиг вместе. Можно положиться на Алиенор, о них и их совместных деяниях до скончания лет будут повествовать все будущие шансон де жест. А Констанция останется в Антиохии одна и сойдет с ума. Нет, ни за что! Нуреддин – опасность дальняя, а Алиенор – близкая.
– Ваше величество, забирайте королеву подальше отсюда! Хоть в Иерусалим, хоть в Акру, хоть обратно во Францию, потому что еще немного – и стрясется непоправимое и ужасное.
Убеждение Констанции испугало короля. Горе-муж схватился трясущейся рукой за впалую грудь, опять затрусил по комнате. Никогда в жизни она не видела настолько неуверенного и жалкого рыцаря.
– Ваше величество, решение двинуться в Иерусалим разумно в любом случае! – поддержал ее Тьерри так, как будто Людовик уже со всем согласился. – Недаром Конрад направился туда прямиком. Пока мы теряем тут время в пирах и охотах, император готовится совершать подвиги, которые должны быть совершены вами. К тому же наш уход из Антиохии прекратит нелепые слухи! Армия отдохнула, дальнейшее промедление только продолжит разваливать дисциплину.
Король замер в нерешительности. Внезапно Констанция догадалась, куда можно направить взоры Людовика, падкого на библейские названия, мечтающего о славе Готфрида Бульонского, о взятии второго Иерусалима, и куда на аркане не затянешь Раймонда! Вот цель, способная навеки поссорить их и предупредить общие великие деяния дяди и племянницы: