Железные франки - читать онлайн книгу. Автор: Мария Шенбрунн-Амор cтр.№ 44

– Здесь Фульк Анжуйский принимал эмира Дамаска, – повествовала всезнающая Ника. – Это был пик франко-сарацинской приязни. Наконец-то у мира между латинянами и мусульманами появился шанс. Это можно сравнить только с визитом в Иерусалим Анвара Садата через восемь с половиной веков.

На берегу, где Ричард Львиное Сердце обезглавил две тысячи семьсот сарацинских пленников, мальчишки палками забивали осьминога. С каждым ударом от моллюска отлетали клочки щупалец. Ника вцепилась в руку Итамара, он обнял ее за плечи и повел дальше:

– Оставь, бедняга уже дохлый.

– Пообещай, что никогда не умрешь.

– Никогда, никогда?

– Ну, ты знаешь, что я имею в виду, – ее напугал осьминог, а может, этот овеществленный городом бег времени, – никогда, пока я тебя… и пока ты меня…

– Смерти вообще нет, – провозгласил Итамар уверенным тоном гастролирующего лектора-популяризатора. – Британские ученые как раз недавно открыли, что это только иллюзия. Тем более для такой неуловимой штуки, как… у тебя ко мне и у меня к тебе.

Юбка липла к ногам, пот тек по спине, жара лишала сил, и подъем по наклонному пушечному валу на бастионы заставлял преодолевать силу тяжести враждебной планеты. Поперек желтых каменных стен, меж бирюзовых ставней плескались гонфалоны простыней и вымпелы штанов. В таверне крохотной, мелкой рыбачьей гавани, когда-то бывшей самым большим и оживленным портом Утремера, Ника и Итамар пили холодное светлое пиво. Наверное, похожее пиво пили здесь еврейские рыбаки из Александрии восемь веков назад.

В ресторане Абу-Кристо они заняли столик на краю террасы, прямо над морем с развалинами древнего волнореза. Кефаль на гриле, фалафель, хумус, тхина, салат табуле. От белого холодного вина и сигареты у Ники кружилась голова, ей хотелось дурачиться и смеяться, ерошить его волосы, прижать к губам его ладонь, сделать что-то отчаянное или хотя бы взлететь в слепящее небо, как шарик, наполненный гелием счастья.

В косых лучах заходящего солнца морская гладь превратилась в светло-золотое пиво, только руины франкской Мушиной башни не сдавались, не плавились, возвышались над водой уже который век.

Ника не знала тогда, что этот день в Акко был апогеем их короткой любви, тем мигом, когда сцепленные качели их судеб замерли в своей верхней точке, перед тем как неотвратимо рухнуть вниз. Наоборот, ей казалось – это только начало, они всегда будут любить друг друга, а раз так – какое ошибочное заключение! – непременно будут счастливы.

Акко, помнящий франков и сарацин, навеки запомнит и живых, смеющихся, влюбленных Нику и Итамара, не познавших еще боль потери. Франкам, изгнанным из Святой земли, тоже мучительнее всего было лишиться счастья обладания – целых пятьдесят лет их женщины носили траур по возлюбленной, утраченной земле Воплощения.

Через арабский сук, через генуэзский и венецианский кварталы Акко вывел Нику и Итамара к гулкой и сумрачной прохладе рыцарских залов, выстроенных после того, как Ричард отбил город у Саладина.

Ника села на землю, прислонившись к древней стене рефектория, Итамар положил голову ей на колени, и она видела свое отражение в его солнечных очках. Туристы разбрелись. Как девятьсот лет назад, шелестели пальмовые листья, оглушительно трещали сверчки, деловито сновали муравьи, токовали голуби, и время ссыпалось непрестанным шорохом в выбоины между вечными камнями.

Под аркой, ведущей в темную глубь рыцарских залов, Нике померещилась невысокая женская фигура в ниспадающем до земли платье, с золотыми волосами, покрытыми повязкой. Глаза женщины были цвета лунного камня и взирали прямо на нее. Однако взгляд человека не способен проникать на восемь столетий вперед. Только назад, в прошлое, можно смотреть как угодно далеко, и поэтому Ника была уверена, что узнала свое видение.

Не было в Утремере места удобнее для встреч знати всех франкских государств, чем Акко, называемый также Акрой и Сен-Жан д’Акром, расположенный на побережье между Хайфой и Тиром. Единственный порт латинского Востока, безопасный в любую погоду, город привык к ассамблеям, внушительным собраниям, приемам послов, прибытиям огромных дамасских караванов и европейских флотилий. Но впервые за царствование Фулька гостем латинского короля станет мусульманский правитель – атабек Дамаска Муин ад-Дин Унур, прозванный франками Мехенеддином.

Совсем недавно Фульк и Раймонд Антиохийский объединили свои силы с атабеком и сообща отвоевали у Занги крепость Валению, она же Баниас. После совместной победы франки и тюрки нередко встречались на этом месте, даже устраивали совместные охотничьи облавы. В знак дружеского расположения Унур уступил все права на покоренную твердыню своим христианским союзникам. Подобная щедрость пробудила во франках ответную приязнь, и правитель Дамаска был приглашен ко двору Милостью Божией Латинского короля.

Необыкновенных гостей встречали звон колоколов и улицы, украшенные цветами, увешанные коврами и полные радостных, взволнованных любопытных. Франки – от величественного коннетабля королевства Гильома де Бурса до последнего пажа, включая маршала, сенешаля, бейли, виконтов, мажордомов, кастелланов и простых рыцарей, – рассчитывали, что сближение с правителем Дамаска – только первая ласточка, что вослед Мехенеддину и прочие мусульманские правители смирятся с существованием латинян в Леванте. А кто не смирится, того заставят! Разумеется, мир с сарацинами – это лишь временная и вынужденная мера. Даже духовный отец Франции аббат Бернард Клервоский пояснял, что следует терпеливо ожидать обещанного в Святых Писаниях обращения иудеев в христианство, – и, видит Бог, франки безропотно терпят это семя на Святой земле! – но магометанам нет места в христианском мире. Однако окончательное торжество над неверными придется отложить до тех пор, когда силы франков сравняются с их благочестием.

Приветствуемая звуками труб, в ворота Святого Николая въехала невиданная процессия нехристей. Оттеснив толпу, сотни ратников оцепили путь к королевскому каструму. Атабек и сопровождавший его эмир Усама ибн Мункыз восседали на породистых белых скакунах, покрытых роскошными попонами с золотой, метущей землю бахромой. В длинные гривы и хвосты коней были вплетены яркие ленты. Сбруи, стремена и подковы сверкали чистым серебром. Всадники вырядились в переливающиеся пурпурно-золотые шелковые кафтаны и шаровары, на гордо поднятых головах свернулись питонами пышные тюрбаны. У язычника средних лет – араба Усамы ибн Мункыза – чернела смоляная бородка и аккуратно подстриженные усы, у пожилого и толстого Муин ад-Дина-Мехенеддина, по слухам бывшего когда-то мамлюком в тюркской армии, на грудь спускались ухоженные барашки седых завитков. Рабы держали над головами эмиров расшитые арабесками зонты и обмахивали своих повелителей опахалами из страусиных перьев. Вид нехристей невольно потрясал величием.

Переменчивая в своих пристрастиях толпа христиан, мусульман, армян, сирийцев и греков встретила недавних недругов радостными приветствиями, осыпая их цветами и рисом. Гости в знак благодарности поднимали и целовали края своей одежды.