Ник думал, что почувствует что-нибудь: гнев, злобу, ненависть. Но он словно онемел.
– Он умер от сердечного приступа четыре года назад. Сейчас я владею его компаниями, ставшими теперь моими, а также клубом «Ку виртус».
Догадавшись, что сейчас за этим последует, он прямо взглянул в ее глаза и увидел в них ледяной холод.
– Должна ли я тебя благодарить за то, что клуб мой рушится под напором скандальных слухов, Никандро?
– Да.
– Не ты ли обрушил акции «Эрос Интернэшнл»?
– Я.
– Ты хотел разрушить мою жизнь, Никандро?
– Да. – Не было смысла все это отрицать. Каждое ее слово было правдой. – Только я не знал, что это была «твоя» жизнь, Пия.
– О, не надо. Давай представим, что мой отец здесь и он отвечает за свои грехи. Что я тебе сделала? Какое преступление совершила в отношении тебя, почему ты мстишь мне, завладев моим телом и разрушая мой мир?
– Это лично тебя не касается…
– Будь честен, Ник. – Огонь расплавил лед в ее глазах, и они стали ярко-синими. – Ты сделал это личным, когда твои губы коснулись меня. Ты сделал это личным, когда овладел моим телом.
Закрыв глаза, Ник сглотнул. Он хотел возразить ей, но разве в этом был бы толк? В глубине души он понимал, что она была права. Только она не знала всей правды.
– Ты права, конечно. В тот момент, когда я увидел тебя и узнал, что ты – дочь Зевса, я был охвачен лишь одним желанием. Уничтожить его и отнять у тебя то, что он отнял у меня.
– И что же мой отец у вас отнял, мистер Сантос?
– Всю мою жизнь.
– Но вы ведь сейчас стоите передо мной, живой и невредимый.
И только сейчас Ник осознал, что она сказала. «Сантос».
– Почему?..
– Когда я лежала в твоих коварных объятиях, Джован наводил о тебе справки. Я попросила его выяснить, что произошло с «Бриллиантами Сантоса» в Занзибаре. Я не могла забыть твой взгляд, когда ты смотрел на мое ожерелье… В нем сквозила такая ненависть.
Пия безоглядно доверяла Джовану. Стала верить Нику. И вдруг земля была выбита у нее из-под ног. И теперь она не могла верить ни одной живой душе.
– Он сказал, что понятия не имеет, что случилось с «Бриллиантами Сантоса». А выяснилось, что он тогда был там.
Ник нахмурился:
– В особняке? Нет. – Он решительно покачал головой. – Я бы узнал его.
Но узнал бы? За тринадцать лет человек мог сильно измениться. Ник смутно помнил, как выглядела комната в особняке Сантоса. А когда он дрался с зеленоглазым Отелло в Занзибаре, у него не было времени думать о том, что в прошлом у Пии с Джованом могла быть какая-то связь.
– Он был там. Он думал, что ты погиб в тот день.
Нику показалось, что ее голос дрогнул, но Пия даже не смотрела на него, оставаясь все такой же ледяной и невозмутимой. Ее смех, ее улыбки, огонь в ее глазах и радость в ее душе – все это исчезло безвозвратно, и в этом виноват был только он.
От ненависти к себе у Ника пересохло горло. И когда же он стал таким? Он с трудом узнавал себя. Он стал жестоким и безжалостным, и все оттого, что столько лет его неотвязно преследовала мысль о мести.
– Я знаю, что мой отец нечестно поступил с твоими родителями. Я знаю, что они погибли в тот день, и я… искренне сочувствую тебе. Я сожалею о том, что все это случилось. Но больше я ничего не знаю. Джован тогда находился снаружи, почти до самого конца, и он не знает, что произошло внутри. Ему было приказано стоять возле дома, и он исполнял свой долг. Может быть, он хотел бы попросить прощения.
Голос Пии сорвался, она больше не могла говорить. Только что она выяснила, что ее отец был жадным и безжалостным жуликом. Человеком, пославшим своих стражей отнять имущество у своего должника, проигравшего ему в фальшивой сделке. А все потому, что он хотел заполучить «Бриллианты Сантоса». Наверное, она даже не подозревала о том, что ее отец был связан с греческой мафией. И стоило ли сейчас удивляться тому, что она снова стала ледяной, как Снежная королева?
Сердце Ника наполнилось болью и состраданием. Сделав шаг вперед, он обнял руками ее лицо.
– Пия. Bonita. Мне так жаль…
Она отшатнулась, и он увидел, как в ее глазах вспыхнула ярость.
– Пожалуйста, не прикасайся ко мне. Я даже не знаю, кто ты такой. – Прикусив губу, она на секунду закрыла глаза. – Я понятия не имею, с кем я спала. Что было ложью, а что было правдой.
Ник видел, как она страдает, и ему стало невыразимо больно.
– Пия, пожалуйста… позволь мне все объяснить.
– Нет, я… Джован ждет внизу, возле башни, в черном лимузине, если хочешь с ним поговорить, а я искренне желаю тебе счастья в браке…
Ее грудь дрогнула, будто она попыталась сдержать рыдание, и сердце Ника чуть не разорвалось от боли.
Затем она прошептала:
– Прощай, Ник.
Высоко подняв голову, Пия повернулась и ушла.
Глава 14
Париж окутывала ночь.
Возле двери номера стоял чемодан Пии, и она, убрав в него оставшиеся деловые бумаги, рывком застегнула молнию. Ее сердце разрывалось от боли и гнева, а ненависть к себе была так сильна, что ее невозможно было превозмочь. «Ку виртуса» больше нет. Это было единственное обещание, которое она дала отцу, и она не смогла его выполнить.
Пия бросилась на кровать, окутанную сумеречной мглой.
Ах да, ее отец. Блестящий наследник греческой мафии. Феноменально богатых, неприкасаемых криминалов.
И она не знала об этом, черт возьми.
Но откуда она могла знать? Да, он был холодным, жестким, но она искренне считала его порядочным человеком. Он взял ее к себе, спас ее жизнь, и столько лет она старалась отблагодарить его, завоевать его уважение. Но все это было бесполезно. Пия по-прежнему ощущала себя никчемной. А сейчас это возмутило ее до предела. Как он смел считать ее «дрянью», когда сам был таким?
Громкий стук в дверь заставил Лию подняться с кровати, и она, надев на себя пальто, направилась к выходу. Нужно было ехать в аэропорт.
Дверь рывком открылась, и она едва удержалась на ногах. На пороге ее двери стоял Ник. Невероятно красивый, в том же черном пальто и с той же болью в глазах. Он казался очень усталым. Истощенным душевно и физически.
Сердце Пии снова защемило. Она не могла себе представить, что Никандро Карвальо может выглядеть таким потерянным. Он всегда был веселым, уверенным в себе, но не сейчас.
Ей вдруг захотелось обнять, утешить его, погладить по черным волнистым волосам. Но ведь этот человек использовал ее.
Почуяв беду, Пия вскинула голову и словно издалека услышала свой голос: