– И Беатрис. И остальные. Мы не были знакомы в детстве, но все они родом из тех же мест.
– Вот почему они так к тебе относятся. Ты дал им шанс изменить свою жизнь.
Он пожал плечами. В устах Марисы это звучало как благодеяние, но на самом деле он просто протянул руку помощи. Это просто, когда обладаешь возможностью.
Он вспомнил о собаке и содрогнулся. Мариса попала в точку: пес действительно напоминал Дамасо об улице. Каждый раз, глядя на него, он думал о пропасти между собой и Марисой.
– Расскажи мне, – произнесла Мариса.
Он отпустил ее руки и повернулся лицом к ночному городу:
– Я почти не помню свою мать и не знаю, кто был отец. У меня не было настоящего дома. Ты видела фотографии детей, роющихся в мусорных кучах, – я делал то же самое.
Он воочию вспомнил это – зловоние, наполнявшее воздух, грязь и нечистоты под ногами, мокрую грязную одежду, прилипшую к тощему телу…
Дамасо почувствовал, как Мариса подошла и встала рядом с ним.
– И постоянное чувство голода – днем и ночью.
Мариса взяла его за руку, и их пальцы сплелись.
– Возможно, я переоцениваю опасность, но я видел в подобных местах слишком много насилия. Я вышел оттуда без потерь, но другие не вышли. Поэтому я боюсь за тебя. Но понимаю и ценю твое желание помочь тем детям.
– Ты считаешь, я эгоистка? – Она повернулась к нему, и на ее лице он прочел сомнение.
– Я считаю, что ты самая восхитительная женщина на свете. – Дамасо обнял ее и притянул к себе. – И хочу, чтобы ты была со мной. Твой социальный статус и родословная не имеют для меня ни малейшего значения – я ценю людей за то, кто они есть. И мне наплевать, что об этом думает мир. Понятно?
Несколько секунд она молча смотрела на него, а затем поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его губам:
– Понятно.
Глава 13
– Великолепно выглядишь.
Дамасо с восхищением посмотрел на Марису. Он незаметно поискал взглядом признаки беременности – однако даже спустя несколько месяцев она выглядела стройной, как и прежде.
– Спасибо! – Она повернулась, ее разноцветное платье взлетело, открывая загорелые длинные ноги.
Дамасо подумал, что предпочел бы провести этот вечер совершенно иначе… Но на сегодня была намечена выставка фоторабот Марисы и ее учеников.
– У меня кое-что есть для тебя, – хрипло сказал он. Он попытался убедить себя, что ее отказы от предыдущих подарков еще не значат, что она отвергнет и этот.
Да что с ним такое? Он ведь много раз дарил женщинам подарки. Но не Марисе. А эту вещь он заказал специально для нее.
Ее глаза удивленно округлились, когда она увидела на футляре логотип знаменитого дизайнера.
– Вовсе не стоило, – сказала она, не сделав никакого движения, и сердце Дамасо упало.
Впервые за долгое время, глядя на Марису, Дамасо не знал, о чем она думает.
– Тебе ведь нравятся наши бразильские дизайнеры. Эта вещь напомнила мне о тебе.
Так и было, а многократное обсуждение с дизайнером ее вкуса и стиля стоит опустить.
Он протянул ей коробку. Несколько поколебавшись, Мариса ее взяла, и Дамасо внутренне возликовал. Она подняла крышку, и Дамасо услышал, как она вздохнула. Неужели он не рассчитал и ей не нравится?
Она подняла на него свои ясные голубые глаза:
– Это прекрасно. Никогда не видела ничего подобного.
Все верно. Он тоже никогда не видел женщины подобной ей. Дамасо захотелось прижать ее к себе, но он сдержался.
– Ты можешь надеть их сегодня.
– Почему, Дамасо? Зачем такой дорогой подарок?
Дамасо заколебался. Что он может сказать? Что видеть ее счастливой составляет и его счастье тоже? Что он хочет, чтобы она всегда была рядом? Что его единственная мечта – надеть ей кольцо на палец? Он уже устал ждать, но не хотел убеждать ее остаться вопреки ее собственным сомнениям.
– Ты много трудилась и многого достигла, – сказал он наконец. – Ты используешь свои возможности и знания, чтобы изменить жизнь этих детей.
– Правда?
Это было почти невозможно, но глаза Марисы засияли еще ярче. Она прижалась к нему, и он почувствовал, что она ждет от него каких-то слов. О его собственных чувствах.
Дамасо сглотнул, он вступал на опасную почву.
– Я горжусь тобой, Мариса. И я буду очень рад, если ты сегодня наденешь мой подарок.
В ее глазах мелькнуло нечто вроде разочарования, но затем она улыбнулась, и Дамасо убедил себя, что ему показалось.
– Спасибо, – мягко сказала она.
Дамасо взял из коробки ожерелье, и оранжевые камни рассыпались по его ладони. Он надел его на Марису, застегнул и подвел ее к высокому зеркалу:
– Оно – просто воплощение лета, прямо как ты.
Ожерелье смотрелось на ней даже лучше, чем он предполагал, и очень ей шло.
– А что это за камень? – Голос Марисы звучал пораженно, и он прекрасно понимал почему.
– Имперский топаз. Добыт здесь, в Бразилии.
Ожерелье смотрелось ультрасовременно, соблазнительно и очень женственно – как сама Мариса.
– Ты – самая прекрасная женщина на свете, – от всего сердца произнес Дамасо.
Мариса хотела было возразить, но он вовремя прижал палец к ее губам.
Он застегнул на ней серьги и браслет и сказал себе, что этого достаточно. Кольцо – вместе с предложением – он решил отложить на потом. Но время уходило, и он больше не хотел ждать.
Щеки Марисы практически свело от постоянной улыбки. Как только она переступила порог галереи, она без передышки принимала поздравления – за себя и за детей.
Теперь же они с Дамасо наконец остались одни посреди оживленной толпы. Он взял ее за руку, и Мариса ощутила привычное сердцебиение, когда он заглянул ей в глаза.
Она не могла ни на секунду забыть об ожерелье и браслете, которые напоминали о себе весом. Украшения были словно знак ее принадлежности Дамасо. Это была одна из причин, по которой она не принимала его подарков.
Впрочем, какой смысл притворяться? Ее приковали к Дамасо вовсе не украшения, а ее собственные чувства. Мариса вздрогнула и отвела глаза.
– Пойдем, – сказала она, – я покажу тебе кое-что. Этого ты еще не видел – по крайней мере, не такой величины.
– Мой портрет?
Мариса кивнула.
Они остановились на пороге комнаты, и по удачному стечению обстоятельств зрители расступились, так что обзору ничто не мешало.
Мариса вздрогнула – это случалось каждый раз, когда она смотрела на эту фотографию. И если фотограф в ней обращал внимание на свет и фокус, женщина любовалась Дамасо.