— Кое-кто считает, что я слишком разоткровенничался однажды, но, по-моему, это не совсем так. Просто один человек в группе рассказал о своих впечатлениях от общения со мной, и я добавил то, что считал нужным, — только для того, чтобы соблюсти фактическую достоверность.
— При чем здесь это? — спросил Тони.
— Вот именно, — добавил Стюарт. — Какую еще достоверность, Филип? Во-первых, если хочешь знать, лично я совсем не считаю, что ты слишком разоткровенничался. Но главное, я хочу сказать, что твой ответ не имеет никакого отношения к делу. Он никаким концом не касается вопроса Джулиуса.
Но Филипа эти замечания, похоже, не задели.
— Хорошо, давайте вернемся к вопросу Джулиуса. Он застал меня врасплох, потому что у меня не было никаких мыслей на этот счет. В том, что он рассказал, не было ничего, что могло бы вызвать во мне ответную реакцию.
— Вот это хотя бы по делу, — ответил Стюарт. — А то ни к селу ни к городу.
— Боже мой. Может, хватит изображать из себя дурачка? — неожиданно взорвалась Пэм. Она хлопнула руками по коленям и с раздражением набросилась на Филипа: — Если хочешь знать, у меня есть имя. Как ты смеешь называть меня «один человек в группе»? Это глупо и унизительно.
— Ты хочешь сказать, что я симулирую слабоумие? — спросил Филип, стараясь не смотреть на Пэм, кипевшую от гнева.
— В кои-то веки! — всплеснув руками, воскликнула Бонни. — Наконец-то вы оба друг друга заметили.
Пэм пропустила мимо ушей это замечание и продолжила, обращаясь к Филипу:
— Слабоумие — это еще мягко сказано. И ты заявляешь, что у тебя нет никаких реакций на слова Джулиуса? Как может у человека не быть ответной реакции на Джулиуса? — Глаза Пэм сверкали от ярости.
— Какой, например? — спросил Филип. — У тебя, по-видимому, есть предложения.
— Как насчет благодарности за то, что он вообще отвечает на твою нелепую и беспардонную просьбу? Или уважения за то, что он выполнил обещание? Или сочувствия к тому, что пришлось этому человеку пережить? Или удивления или даже раскаяния, оттого что и с тобой случалось нечто подобное? Или восхищения по поводу его желания работать с тобой — со всеми нами, несмотря на его смертельную болезнь? И это только начало. — Пэм возвысила голос: — Как ты можешь ничего не чувствовать? — Пэм отвернулась от Филипа, всем своим видом показывая, что не желает больше с ним разговаривать.
Филип ничего не ответил. Он сидел неподвижно, словно Будда, выпрямившись, уставясь в потолок.
Наступила глубокая тишина, во время которой Джулиус раздумывал, как поступить. Лучше всего немного подождать: одно из его любимых правил гласило: «Куй железо, когда остынет».
Психотерапия, всегда считал он, есть последовательный процесс: возбуждение эмоций — и их осмысление.
На сегодня, решил он, эмоций достаточно, может быть, даже больше чем достаточно. Время двигаться к осознанию и осмыслению. Решив воспользоваться обходным маневром, он обратился к Бонни:
— Итак, что же это значило — «в кои-то веки»?
— Читаешь мои мысли, да? Как тебе это удается? Я только что об этом подумала и пожалела, что у меня сорвалось это с языка. Наверное, было обидно? Как будто я насмехаюсь, да? — Она взглянула на Пэм, затем на Филипа.
— Я тогда не подумала об этом, — ответила Пэм. — Но сейчас мне кажется, что да, в этом была какая-то насмешка.
— Прости, — сказала Бонни, — но вы все время грызетесь друг с другом, рычите — и я… мне сразу стало легче от того, что вы друг с другом заговорили. А ты, — она повернулась к Филипу, — обиделся на меня?
— Нет, — ответил Филип, не поднимая глаз, — я этого не заметил. Я старался не глядеть ей в глаза.
— «Ей»? — переспросил Тони.
— В глаза Пэм. — Филип повернулся к Пэм, голос его дрогнул. — Тебе в глаза, Пэм.
— Ну слава богу, старик, — отозвался Тони. — Вот это дело.
— Ты испугался, Филип? — спросил Гилл. — Не слишком-то приятно получать такое?
— Нет, я все время думал только о том, чтобы ее взгляд, ее мнение не беспокоили меня. То есть я хотел сказать, Пэм, твойвзгляд, твоемнение.
— Ты как я, Филип, — заметил Гилл. — У меня с Пэм тоже одни проблемы.
Филип посмотрел на Гилла и кивнул — почти с благодарностью, подумал Джулиус. Когда стало ясно, что Филип не собирается продолжать, Джулиус обвел глазами группу — ему хотелось расшевелить тех, кто до сих пор отмалчивался. Он никогда не упускал случая подключить к разговору как можно больше людей: с убежденностью евангелиста он верил, что чем больше человек участвует в разговоре, тем лучше. Сейчас ему хотелось разговорить Пэм: ее гневный голос до сих пор звенел у него в ушах. Именно с этой целью он и обратился к Гиллу:
— Гилл, ты сказал, что не хотел бы попасться Пэм под горячую руку… и на прошлой неделе ты назвал ее генеральным прокурором — что ты можешь сказать по этому поводу?
— Да нет, это так… мои проблемы, что я могу сказать? Это…
Джулиус прервал его:
— Стоп. Замри здесь, на этом месте. — Он повернулся к Пэм: — Ты слышала, что сказал Гилл? Как по-твоему, это имеет отношение к тому, что ты сказала — что ты не хочешь и не можешь его слушать?
— Конечно, — ответила Пэм. — Типичный Гилл. Смотри, Гилл, что ты сейчас сказал: «Необращайте вниманиянамоислова.Этоневажно,яневажен, этомоеличное.Яникогонехочуобидеть.Не слушайтеменя».Мало того что это унизительно — это еще и скучно. Тоска смертная. Боже мой, Гилл. У тебя есть что сказать? Так встань и скажи.
— Итак, Гилл, — спросил Джулиус, — если бы ты хотел что-то сказать, без всяких предисловий, что бы это было? — (Старое доброе сослагательное наклонение. Сколько раз ты выручало меня.)
— Я бы сказал ей — тебе, Пэм, — ты здесь судья, которого я боюсь. Ты судишь меня. Мне трудно — нет, мне страшно, когда ты рядом.
— Вот это истинная правда, Гилл. Вот теперь я тебя слушаю, — ответила Пэм.
— Итак, Пэм, — продолжил Джулиус, — вот два человека — Филип и Гилл, — которые признались, что боятся тебя. У тебя есть какие-нибудь реакции на этот: счет?
— Да — одна большая реакция: «Это их проблемы».
— А может, и твоя проблема тоже? — возразила Ребекка. — Может, и остальные мужчины в твоей жизни чувствовали то же самое?
— Хорошо, я об этом подумаю.
— Мнения? Кто хочет высказаться? — спросил Джулиус.
— Мне кажется, Пэм хочет увильнуть от ответа, — отозвался Стюарт.
— Да, у меня тоже такое чувство, Пэм, что ты и не собираешься об этом думать, — добавила Бонни.