Подошел и сел рядом один из моих клиентов, Джек Кэлшот, богатый биржевой маклер с лицом пьяницы. Мы поговорили о всяких пустяках. Потом он сказал, что подыскивает браслет с изумрудами и рубинами и выразительно подмигнул: – Не для жены, сам понимаешь. Я нашел такую штучку – огонь-девушка, только нужен подход. Найдется что-нибудь в таком роде, Ларри?
Я ответил, что это не проблема, и пусть завтра зайдет в магазин.
Следующий час я провел, выслушивая его болтовню. С ним было полезно поддерживать знакомство – я не раз получал от него хорошие биржевые советы. Где-то в глубине сознания у меня вертелась мысль, что скоро все изменится – еще одна перемена обстановки. Интересно, найду ли я друзей в Швейцарии? Судя по тому, что я слышал о швейцарцах, они не особенно приветствуют иностранцев, но, по крайней мере, там будет американская колония, среди которой можно завести знакомства.
Наконец, стрелка моих часов доползла до без четверти десять. Я попрощался с Кэлшотом, который пообещал зайти завтра около десяти. Садясь в «бьюик», я подумал о Феле и внутренне поежился. «Получить по лицу пистолетом – не шутка, будет больно». «Миллион долларов никогда не дается легко», – сказал я себе.
Когда я позвонил у дома Сидни и Лоусон шел через вестибюль открывать, я увидел Клода, выходившего из лифта.
Лоусон открыл дверь и оба поздоровались со мной.
Когда Лоусон вернулся к себе рысцой, это говорило о том, что по телевизору идет хорошая передача. Клод сказал:
– Мистер Сидни сегодня очень возбужден, мистер Ларри. Я с трудом уговорил его пообедать. Надеюсь, вы поможете ему успокоиться.
Подумав о предстоящем налете, я решил, что это маловероятно.
– Приложу все старания, Клод, – ответил я. – Доброй ночи. – И я пошел к лифту. Выйдя наверху из кабины, я проворно спустился по лестнице. Достигнув вестибюля, я остановился, огляделся, затем быстро пересек вестибюль, повернул механизм дверного замка, поставил его на предохранитель и поспешил к лестнице. Как я и предвидел, открыть входную дверь оказалось совсем просто.
Сидни примчался на звонок и распахнул дверь настежь.
– Входи, милый мальчик! – воскликнул он. – Его глаза искрились. – Обед, наверно, был ужасный?
– Скверный. – Я закрыл дверь и, взяв его под руку, провел в гостиную, зная, что дверь осталась незапертой. – Она колеблется. Я не думаю, чтобы ее муж захотел тратиться, но я повстречал Кэлшота и ему нужен браслет с изумрудами и рубинами. Он придет завтра... очередная цыпочка.
– Бог с ним... иди посмотри мои эскизы.
Идя вслед за ним к столу, я взглянул на часы. Десять минут одиннадцатого. Через двадцать минут здесь будет твориться черт знает что. Я почувствовал, что слегка вспотел и, достав платок, вытер ладони.
– Смотри! – Он разложил на столе четыре эскиза. – Как тебе нравится?
Я склонился над ними, почти ничего не видя от волнения.
– Тебе не кажется, что вот этот превосходен? – Он положил свой длинный изящный палец на второй с краю рисунок.
Я овладел собой и усилием воли прогнал пелену, застилавшую глаза. В течение нескольких секунд я разглядывал эскизы. Он превзошел себя. Тот, на который он показывал, был лучшим образцом ювелирного дизайна, когда-либо виденного мною. Я выпрямился.
– Ты гений, Сидни! Ошибки быть не может! Это как раз то, что нужно, и я даю слово, что продам это за два миллиона.
Он жеманно улыбнулся, извиваясь от удовольствия.
– Мне, правда, казалось, что здесь все как надо, ну а теперь, раз ты так говоришь...
– Давай сравним его с колье.
Он удивился.
– Но зачем?
– Я хочу сравнить огранку камней с твоим рисунком. – Я заговорил хриплым голосом и был вынужден остановиться, чтобы прочистить горло.
– Понимаю... да...
– Он повернулся, пересек комнату, снял картину и повторил свой секретный ритуал с дверцей сейфа.
Я посмотрел на часы: еще пятнадцать минут.
Он принес колье и положил на стол.
– Садись, Сидни, и давай сравним их.
Он обошел стол, а я стал у него за спиной, и мы оба посмотрели сперва на колье, потом на рисунок.
– Изумительно, – сказал я. – Ты прекрасно уловил душу камней. Представляешь, как это будет выглядеть, когда Чан сделает ожерелье? Мне не терпится отвезти это ему.
Он обернулся в кресле.
– Когда ты сможешь выехать?
– В понедельник. Завтра зайду в бюро путешествий. В Гонконге буду где-нибудь в среду. Придется провести неделю с Чаном, чтобы убедиться, что он начал правильно, потом я вылечу обратно.
Он кивнул.
– Хорошо. Как, по-твоему, сколько тебе понадобится времени для его продажи?
– Дело нелегкое. Не знаю. Я уже составил список, кому предложить. На эту работу у Чана уйдет два месяца. Как только он закончит, я приступлю.
– Ты не можешь мне дать хоть какое-то представление?
Я смотрел на него, не понимая, куда он клонит.
– Вряд ли это возможно, Сидни. Может месяц, а может и восемь месяцев. Два миллиона не мелочь.
Он заерзал в кресле.
– Видишь ли, Ларри, я застраховал колье на девять месяцев. На этот период я добился особого тарифа, но взносы всетаки чертовски высоки. Если мы не продадим его в течение девяти месяцев, придется платить больше, а мне не хотелось бы.
Я замер, прикованный к месту.
– Ты его застраховал?
– Ну, конечно, дорогуша. Не вообразил же ты, что я отпущу тебя в Гонконг, в такую даль, не застраховав его? С тобой может случиться все, что угодно. Может произойти несчастный случай – Боже упаси! Три четверти миллиона чертовски большая сумма, чтобы ею рисковать.
– Да. – Мое сердце гулко колотилось. – Где ты его застраховал?
– Как всегда... в «Нэйшнл Финделита». У меня вышла страшная стычка с этим ужасным Мэддоксом! Я его ненавижу! Он такой материалист! В конце концов пришлось пойти к одному из директоров, чтобы получить скидку. Мэддокс хотел взять с меня чуть ли не вдвое.
Мэддокс!
– Мне тоже приходилось иметь с ним дела, и я считал его самым тертым, упорным и проницательным из всех экспертов по страховым искам, человеком, который нюхом чует преступление даже прежде, чем оно задумано. Он и его помощник Хармас Стив раскрыли больше страховых афер и посадили в тюрьму больше людей, пытавшихся обманом получить деньги, чем все остальные страховые инспекторы, вместе взятые.
Зная, что я побледнел, я отвернулся и медленно подошел к большому окну с раздвинутыми шторами.
Паника парализовала мой рассудок. Ограбление отменяется! Нужно его остановить! Но как? Мозг отказывался работать, однако я понимал, какие роковые последствия имела бы попытка осуществить мой замысел теперь, когда на заднем плане появился Мэддокс.