У солдата было такое выражение лица, словно он был готов умереть, только бы с честью выполнить это самое важное в его жизни задание. Или просто радовался случаю полетать на вертолете.
– Так точно, мэм. Я присмотрю за доктором Кристианом во время полета, а затем отведу в дом. Не задерживаться. Не смотреть по сторонам. Сразу возвращаться к птичке.
– Прекрасно. Никому ни слова, даже своим командирам. Это приказ президента.
– Так точно, мэм.
Джудит тепло похлопала пилота по руке и вылезла из кабины. Но вернулась к вертолету и коснулась колена Кристиана.
– Джошуа?
Он открыл глаза и посмотрел на нее. В его глазах мелькнуло что-то осознанно-грустное и тут же пропало.
– Все будет хорошо, дорогой. Поверьте, вы поправитесь. Если можете, поспите. А когда проснетесь, все пройдет. Начнется новая жизнь. Старая, противная Иуда Кэрриол навсегда уйдет из вашей жизни.
Кристиан не ответил, похоже, даже не сознавал, что она рядом. Джудит отошла из-под винта и, остановившись среди солдат, наблюдала, как вертолет вяло, расчетливо медленно оторвался от земли, не спеша поднялся на двести метров, и лишь когда стало ясно, что вблизи нет препятствий, его турбины взвыли, и он рванулся вперед.
Она вдруг поняла, что стоит в кругу мужчин и те едят ее глазами с тем деревянным выражением на лицах, какое принимают вымуштрованные военные в присутствии высших командиров. Джудит поджала губы.
– Сегодня утром здесь ничего не случилось. Подчеркиваю, вообще ничего. Вы ничего не видели и ничего не слышали. Этот приказ будет изменен только в том случае, если от президента будет получен новый. Ясно?
– Так точно, мэм, – ответил за всех майор Уитерс.
Пилот Билли взглянул на указатель топлива, быстро сделал подсчеты и кивнул. Ему нравился доктор Кристиан. Пока он возил его по стране, его уважение к этому приятному и удивительному человеку только крепло. Никто не понимал, как трудно бедняге скакать без передышки из одного места в другое. Теперь у него будет передышка, но слишком поздно – он не в силах закончить то, что затеял. Билли окажет ему последнюю услугу, прежде чем их пути разойдутся. На военной базе на мысе Гаттерас есть топливо. Он полетит прямо на остров Покахонтас и сдаст доктора Кристиана врачам, чтобы у бедняги поскорее начался долгожданный отдых. А баки зальет на обратном пути, вместо того чтобы сейчас заполнять бесконечные формы на одной из заправок по дороге. Билли повернулся к заднему сиденью:
– Держитесь, док. Глазом не успеете моргнуть, как будем на месте.
Кэрриол шла по траве к палатке Кристианов, и ноги ее прекрасно слушались. Удивительные у нее ноги! Переставлялись одна за другой, пока она не оказалась у клапана входа. Внесли внутрь, где ее ждали родственники Джошуа.
Мать, вся дрожа, первой кинулась к ней:
– Джудит, Джошуа пропал! Начал Марш без нас!
Кэрриол плюхнулась на первый попавшийся стул и откинулась на спинку. Лицо изможденное, глаза от усталости остекленели – в это утро она выглядела на свой возраст.
– Марта, дорогая, не найдется ли горячего кофе? Мне нужно выпить чего-нибудь стимулирующего, иначе я сойду с дистанции.
Марта подошла к столу, где пыхал паром кофейник, налила полную кружку и подала Джудит. Просьбу она выполнила, но нехотя, с мрачным лицом. С тех пор как они присоединились к Джошуа в Нью-Йорке, Марта изменилась – с ненавистью смотрела на самозванку, полностью завладевшую Кристианом и отодвинувшую в сторону родных.
– Мама, сядьте, – мягко попросила Кэрриол. Сделала глоток из чашки и поморщилась. – О, горячо. – Безвольно подалась вперед. – Боюсь, все как раз наоборот: не Джошуа стартовал без вас, а вам придется стартовать без него. С ним все в порядке, но он заболел. Я узнала о его недуге еще в Нью-Брансуике, но он ни к чему не хотел прислушиваться, а я не могла его предать. – Она осеклась, ее кольнула знакомая боль. Предать! Джошуа назвал ее Иудой! Пусть он безумен, но все равно обидно. Предать! Она что, все эти месяцы его предавала? И еще раньше, в скованном морозом Хартфорде? Она попробовала снова произнести вероломное слово – вот уж поистине точное определение – и споткнулась. Предать его. Нет, она не расплачется. Никогда не заплачет. – Он хотел идти, и я согласилась. А вы знаете Джошуа – его не отговорить. Он мне слова бы не дал сказать. Но сегодня утром – другое дело: у него не осталось сил идти. Поэтому президент создал для него одного специальный госпиталь, где он сможет спокойно лечиться вдали от посторонних глаз. Я только что отправила его туда на вертолете.
Мать, конечно, заплакала. Она постоянно плакала с тех пор, как приехала в Мобил разделить триумф сына. Лучше бы осталась в Холломене. Не пришлось бы так бессмысленно и жестоко страдать Мэри. От цветущей красоты матери постепенно ничего не осталось, и она превратилась в женщину среднего возраста со следами былой привлекательности. Неужели всего год назад она казалась ослепительно молодой? Только год?
– Почему вы нам не сказали? – спросила сквозь слезы мать.
– Поверьте, я хотела. Я не держала Джошуа при себе ради собственной забавы или каких-то своих планов. Это он всегда диктовал, как нам себя вести, в том числе и мне. Старался скрыть от меня, что болен. Знаю одно: он больше всего хотел, чтобы вы вместо него закончили Марш. Справитесь?
– Конечно, – мягко ответил Джеймс.
Ах ты, славный, кроткий Джеймс!
– Само собой разумеется, – сухо добавил Эндрю.
Зато Марта превратилась в настоящую тигрицу:
– Я хочу поехать к нему. Требую, чтобы меня пустили к нему.
– Это невозможно, – ответила Кэрриол. – Джошуа находится в специальном госпитале под защитой президента. Прошу прощения, Марта, правила для всех одинаковые: что для мамы, что для вас.
– Это заговор! – яростно закричала молодая женщина. – Я не верю ни одному вашему слову! Где он? Что вы с ним сделали?
Эндрю поспешно поднялся со стула.
– Марта, перестань глупить. Сейчас же иди со мной!
Она заплакала, но на мужа ее слезы не подействовали. Он схватил ее за руку и увел в их отсек, где она, к всеобщей неловкости, продолжала рыдать и все более безнадежно упрашивать пустить ее к Джошуа. Эндрю вышел через несколько минут.
– Прошу прощения. – Он посмотрел на сестру. – Ты тоже утихомирься. Будет! Ни слова! Если хочешь, поди поплачь на плече Марты, только не гляди умирающей уткой в ливень.
Мэри отвернулась и тут же ушла. Вскоре бурные рыдания Марты поутихли, а два голоса – один всхлипывающий от слез, другой нежный, успокаивающий – перемешались и стали неразличимыми.
Кэрриол, несмотря на неимоверную усталость, заинтересовалась происходящим и слипающимися глазами смотрела на окружающих.
– Все в порядке, Джудит. – Эндрю сел рядом с матерью и взял ее за руку. – Марта всегда была неравнодушна к Джошуа и от этого иногда ведет себя глупо. Что же до Мэри… Мэри – она и есть Мэри.