Холман снова проехал по коридору, и все последовали за ним.
– Итак, мистер Холман, сможете ли вы дотянуться до этих винтов? – обратился Хант к инвалиду.
Холман подкатил кресло к телевизору.
– Это невозможно, – сказал он после нескольких безуспешных попыток.
– О'кей, – спокойно проговорил Хант. – А теперь представьте, что вы находитесь в крайнем отчаянии и, невзирая на боль, желаете дотянуться до этих винтов. Я хочу, чтобы вы поняли следующее: сразу же, как только вы отвинтите эти два винта, вы примете яд.
Стакан с водой был поставлен на низкий столик возле Холмана.
– Итак, действуйте, – распорядился Хант. – Дотянитесь до этих винтов!
Атмосфера в гостиной достигла крайней степени напряжения. Пот стекал по моему лицу, но я, наклонившись, не упускал ни единого движения сидящего в кресле человека. Все остальные следили за ним, затаив дыхание.
Холман поманеврировал креслом, ставя его вблизи телевизора. Затем положил руки на подлокотники кресла и приподнял свое беспомощное тело на несколько сантиметров. Он оставался в таком положении несколько секунд, а затем бросился вперед головой. Кресло от толчка откатилось назад. Прежде чем кто-либо из присутствующих успел помочь, инвалид с глухим стуком упал на пол.
Полицейский бросился было к нему на помощь, но Хант остановил его.
Падение причинило сильную боль Холману. Он без движения лежал возле телевизора.
Хант подошел к нему и присел на корточки.
– Все в порядке, мистер Холман? – спросил он с ноткой тревоги в голосе.
– Да. Все в порядке, – скорее прошептал, чем сказал инвалид.
Затем парализованный человек начал шевелиться. Ценой больших усилий ему удалось лечь на бок. Рядом с ним лежала отвертка. Он подобрал ее и без труда отвинтил два нижних винта, тем самым сняв заднюю стенку. В таком положении это было нетрудно сделать.
В то время, как все присутствующие с неослабевающим интересом наблюдали за его манипуляциями, он перекатился на другой бок, протянул руку и снял стакан со столика. Выпив глоток, он уронил стакан и, подавшись вперед, упал лицом вниз на ковер.
– Не двигайтесь, – воскликнул Хант и оглядел присутствующих. Затем его взгляд задержался на мне. – Мистер Риган, подойдите ближе.
Я подошел и встал возле неподвижно лежащего Холмана.
– Посмотрите на этого человека. Именно в таком положении вы обнаружили Делани, не так ли? Посмотрите внимательно!
– Да. Именно в таком положении и находилось тело.
Этот опыт был поворотным пунктом в деле Хильды.
Во второй половине дня процесс вновь начался. Но хотя районный прокурор и настаивал на вине Хильды, его уже никто не слушал. Хант посеял слишком много сомнений в умах жюри присяжных. Его заключительная речь была яркой и проникновенной. Он заявил, что ни один мужчина, ни одна женщина не сомневаются в невиновности Хильды, и потребовал ее немедленного освобождения.
Жюри присяжных совещалось два часа.
Без сомнения, это были самые долгие два часа в моей жизни. Когда присяжные вновь появились в зале, то по тому, как они взглянули на Хильду, я догадался, что она свободна.
Председатель жюри присяжных заявил, что они не считают Хильду виновной. Это заявление вызвало взрыв восторга у публики.
Хильда стояла возле Ханта. Она была очень бледной, и по тому, как часто вздымалась ее грудь, было видно, насколько она взволнованна.
Когда она выходила из зала суда, то даже не взглянула в мою сторону. Я бросился за ней, но потерял ее в толпе.
Когда я пробивался к выходу, то случайно натолкнулся на Мэддокса, который адресовал мне волчью усмешку.
– Прекрасный спектакль, – саркастически заметил он. – Ей повезло. Но в любом случае она не получит денег от нашей компании, так что победа на моей стороне.
Лоусон Хант подошел к нам.
– На сей раз вы все же ошиблись, мистер Мэддокс, – сказал он, и на его бледном лице был написан триумф. – Я знал, что оправдаю ее.
– Ошибался? – удивился Мэддокс. – Вы разыграли блестящий спектакль! Но я утверждал и буду утверждать – она виновна в этом преступлении!
Покинув озадаченного Ханта, Мэддокс спустился по ступенькам и сел в ожидающую его машину.
Глава 9
Я получил письмо из Майами, в котором сообщалось, что фирма, занимающаяся ремонтом радиотелевизионной техники, согласна предоставить мне работу в одном из ателье.
Хотя зарплата была значительно меньше той, что я получал до сего времени, я решил все же принять их приглашение, так как это давало мне возможность покинуть Калифорнию и подождать до тех времен, когда я найду более перспективную работу.
Я очень надеялся, что Хильда поедет со мной, но не имел ни малейшего представления, где она может находиться в настоящий момент. Я позвонил Георгу Маклину и спросил, где я смогу найти Хильду.
– Я не могу сообщить вам адрес миссис Делани, – довольно недружелюбно ответил он. – Несколько часов назад она уехала в Нью-Йорк. Если вы хотите, можете написать ей письмо. Я переправлю его ей.
Новость о том, что Хильда уехала в Нью-Йорк, явилась для меня ушатом холодной воды, до тех пор, пока я не успокоил себя тем, что, возможно, она хотела избежать нашествия журналистов и праздных зевак, и когда она узнает о моих планах, то присоединится ко мне.
Я сказал Маклину, что напишу ей.
Но когда я уселся, чтобы написать письмо, то вдруг осознал, что передо мной стоит трудная задача. Мне надо было так много сказать ей, так много объяснить.
Я написал ей, что уезжаю в Майами, и сообщил свой адрес. Я вкратце рассказал о моей работе. Написал, что люблю и хочу, чтобы Хильда приехала ко мне, и мы вместе начали бы новую жизнь. Я написал, что надеюсь на то, что она относится ко мне по-старому и не забыла меня, ведь теперь она знает, что я не виновен в смерти Делани. Я просил написать мне в Майами и сказать, когда она присоединится ко мне.
По пути на вокзал, где я должен был сесть на поезд в Майами, я заехал в контору Маклина и оставил письмо для Хильды.
Я достаточно быстро акклиматизировался в Майами. Снял двухкомнатную квартиру и начал упорно трудиться, но в этом было мало удовольствия, так как я ничего не знал о Хильде. Я написал ей снова, отправив письмо Маклину, но он даже не потрудился сообщить мне о его получении.
Каждый раз, когда я видел почтальона, я бросался к двери в надежде получить долгожданную весточку. Каждый раз, когда звонил телефон, я мгновенно хватал трубку в надежде на то, что это она звонит из Нью-Йорка и сейчас скажет, что приедет ко мне.
Но она не написала мне и не позвонила, и после трех месяцев ожидания я понял, что потерял ее. Все эти месяцы я тосковал по ней, ждал и надеялся, хотя ее потеря была для меня очень болезненной.