Шторм - читать онлайн книгу. Автор: Эйнар Карасон cтр.№ 34

Однажды я чуть не стал журналистом…

Я делал трубобетон в одной фирме, строившей гаражи, нас было четверо, три «негра» и хозяин. Он был директором и мастером, исполнительным директором и председателем правления — словом, занимал все должности, кроме бухгалтера. Финансами ведала его жена — женщина суровая, со стальным блеском в глазах; человеческие чувства она проявляла лишь по пятницам, когда выплачивала нам зарплату, горе просто-таки придавливало ее к земле, так ей не хотелось отдавать нам деньги, конверты с зарплатой были мокры от слез, приходилось сушить их на батарее. Мы, разумеется, старались усердно трудиться, чтобы показать, что достойны этой зарплаты. Но до хозяина нам было далеко. Он работал так, словно вычерпывал воду из тонущего корабля.

Мы проводили на работе по десять часов в день, практически без передышки, за исключением положенных по закону пауз на обед и кофе. Хозяина звали Карл Магнус, но мы, разумеется, называли его не иначе как Карламагнус [64] . Жилы и кости у этого человека, похоже, были из стали, а кроме жил и костей, ничего больше и не было, разве что мышечные узлы. На вид лет сорок, по профессии каменщик.

Мне тогда было двадцать два, жил я еще в подвале у бабушки, в то лето мои лучшие друзья куда-то разъехались, так что по вечерам я скучал. И чтобы развлечься, я принялся писать газетную статью. Строчку за строчкой. Статья была о Берлинской стене, кажется, как раз в это время много лет назад Кеннеди сказал свое знаменитое «Ich bin ein Berliner» [65] , об этом писали какую-то чушь в газетах. Якобы миролюбивые и демократические западные государства всем были готовы пожертвовать для освобождения Западного Берлина. Полный бред. Союзники в это не верили. Зачем, например, англичанам, не говоря уже о французах, помогать жителям города, откуда велась война против них? Всем ведь известно, что они хотели использовать эту половину города в качестве разменной монеты, обменять ее на другие серые зоны, как было в Греции, и жители Западного Берлина это понимали, поэтому-то они так обрадовались приезду Кеннеди; его визит означал, что город продавать не будут.

Конечно, меня все это никоим образом не трогало, но я прочел об этом в книге одного английского журналиста, а через два дня у меня была готова статья на двух страницах, которую я с огромным трудом перепечатал на старенькой пишущей машинке. Пошел наверх и прочитал бабушке. Ей очень понравилось. Но ее оценки мне было недостаточно, и я позвонил Солмунду. Без Хрольва я с ним и Колбейном почти не общался. Но тут у меня было дело. Хотел посоветоваться насчет статьи. Кстати, именно Солмунд сказал мне про ту работу с трубобетоном, он был в каком-то родстве с Карламагнусом.

Когда он снял трубку, мне показалось, что я чувствую слабый запах алкоголя.

— Алло, привет, дружище. Все еще с трубобетонном возишься? Ты ведь в курсе, что я знаю этого Калли, его жена в родстве с моей мамой. Он совсем дурак безмозглый, согласен? Статья, говоришь?! Слушай, я тут простудился и собираюсь завтра взять выходной, а сейчас думал выпить стаканчик тодди, заходи, а? Минут через двадцать?! Пока!

Никакого тодди у Солмунда не было, просто бутылка виски. И два красивых стакана. Мы неплохо посидели. Я рассказывал ему всякие истории о Карламагнусе, одно его имя приводило Солмунда в радостное настроение.

Потом он надел очки и принялся читать статью. Читал долго. Внимательно, не меняя выражения лица. Я уже стал раскаиваться. Наконец он снял очки, отложил листки и сказал:

— Послушай, Шторм, ты долго возился с трубобетоном у этого больного на голову бедолаги по имени Карламагнус, он, к сожалению, со мной в свойстве. Ступай к телефону, он вон там, на столе, позвони ему и скажи, пусть идет со своей фирмой ко всем чертям. Больше ты не пробудешь в ней ни дня!

— Что-о-о?..

— Твоя статья — шедевр. И ясно как день, что ты зря тратишь время на этого Карламагнуса.

— Но ведь мне нужно на что-то жить…

— Верно, но в газетах полно невыносимых дебилов, а ты не можешь за две кроны в час дышать таким дерьмом! Подвинь мне телефон, сейчас услышишь, что бывает, когда нужный человек звонит в нужное место. — Набирает номер, гудок. — Халлвейг! Солмунд Аксельссон на проводе! Он там?.. Да, Эйки, дорогой! Мое почтение. Я тебя не разбудил, дружище? Слушай, Эйки, у меня тут молодой человек, хороший знакомый, мальчик попробовал всего понемногу, рекомендую тебе взять его в газету… Да, уверяю, со временем он войдет в журналистскую элиту. Станет одним из истинно великих! Послушай, он прозябает на какой-то неквалифицированной работе, очень одаренный мальчик, передать ему, что он может ее бросить? Что ты за него возьмешься? Да, буду очень обязан! В четверг, в десять утра! Жду с нетерпением! Спокойной ночи, дружище! Пока!

Я не знал, что и делать. Предложение звучало так заманчиво, а похвала придала мне уверенности в себе. Мы пили всю ночь. Но я еще не ушел с работы и пошел бы туда утром, если бы Солмунд не решил завершить этот королевский пир, пригласив меня на завтрак в ресторан отеля «Лофтлейдир», после чего мы отправились в винный магазин, а оттуда с двумя бутылками ко мне в подвал, бабушка ушла по делам. Перемещение из холостяцкой квартиры Солмунда ко мне было все равно что попасть из дорогого мебельного салона на благотворительную распродажу Армии спасения, но Солмунд был в восторге. Вечером мы пошли в какой-то бар, я достал блокнот и ручку и изображал журналиста, задавая разным идиотам острые вопросы, а проснулся на следующее утро дома со свинцовой головой, надел робу и отправился на работу.

Два мальчика пытались высказать мне за то, что я накануне прогулял. Их звали Роберт и Альберт, они были родственниками и друг другу, и Карламагнусу; своего рода семейный бизнес, один я был приемышем, посторонним. Роберт мне нравился. Он был совершенно сумасшедший, в некотором роде даже идиот; трижды заваливал экзамен на права, последний раз — после сотни уроков. Выглядел он как цилиндр, без талии, и это действовало мне на нервы, поскольку штаны на нем вечно висели, наполовину обнажив ягодицы, и так он ходил почти целый день. Роберт постоянно организовывал музыкальные группы. Они отчаянно репетировали в прачечной его матери. Одна из этих групп, «Горные братья», считай что стояла на пороге мировой известности. «Мы созрели, чтобы записать диск», — доверительно сказал он мне однажды. Им, как всегда, не хватало, только инструментов, но как-то утром он заявился весь красный от гордости и сообщил, они обзавелись тремя микрофонами. «Три микрофона», — повторил он в тот день раз пятнадцать, и от этого жить становилось светлее. Его родственник Альберт был вполне нормальным человеком, но вечно мрачный — его постоянно настолько возмущала какая-нибудь ерунда, что он просто слов не находил, чтобы выразить свое негодование. В основном его раздражал Роберт. Альберт считал, что он лжет. Всем и во всем. Разговаривал Альберт тихо и только один на один. Отводил человека в сторонку и тихо бормотал, рыская вокруг себя взглядом. Никогда не смотрел в глаза собеседнику. Он предупреждал меня, что нельзя верить Роберту. «Горные братья» никогда не добьются мирового признания. У Роберта нет клавиш. Он даже не знает, что это такое. «Что они будут делать с тремя микрофонами? Роберт — жалкий врун. Лучше его избегать». Если во время этих нотаций я что-то отвечал, вставлял слово — не важно, соглашался я или возражал, — он тут же резко замолкал и уходил, не обернувшись: «И ты, Брут!»